Штык и вера
Шрифт:
Откровенно говоря, до сих пор Орловский об этом не думал вообще.
Случившаяся трагедия, для многих ставшая праздником, настолько потрясла Георгия, что ему стало не до абстрактных рассуждений о некоторых ее последствиях.
Летун-гимназист, оборотень в вагоне, теперь вот эти баюны: не то талантливые гипнотизеры, не то мифические создания, умеющие убеждать людей, что черное – это белое, а белое – это черное… Сплошная мистика из разряда страшных сказок.
Но в дни всеобщей катастрофы почему бы им не стать былью? Может
Если они, конечно, могут существовать в одиночку.
Здесь было над чем поразмыслить, да был ли в размышлениях смысл? Искать причины хорошо, когда есть возможность их устранить, однако никто и никогда не побеждал в одиночку.
Орловский взглянул на своего собеседника и сразу отвел взгляд. На роль единомышленника Шнайдер не подходил. Уж его-то случившееся устраивало полностью, а те мелкие штришки, которые шли вразрез с планами, он готов был потихоньку ликвидировать, убрать, чтобы не мешали.
Как наверняка был готов убрать Орловского, узнай его подлинные взгляды. Партийная борьба гораздо более беспощадная, чем даже природная борьба за существование.
Или более грязная, если сказать точнее.
Вечер за окном плавно стал перетекать в ночь, а беседа – в воспоминания о прошлом. Какая выпивка обходится без них? Водка извлекает на поверхность желания, хочется снова стать молодым, когда мир казался прекрасным, а ты сам – всемогущим.
Объявившаяся с кофе Вера показалась девой юношеской мечты, загадочной, прекрасной и затаенно-страстной. В ее взгляде промелькнул призыв. Все-таки Орловскому было не восемнадцать лет и он научился разбираться в женщинах. Вопреки уверениям не такая уж сложная наука.
В другое время Орловский не придал бы взглядам особого значения, все-таки не мальчик, да и непорядочно изменять жене, но воспоминания о юношеских годах подействовали расслабляюще, и сейчас Георгий почувствовал себя почти молодым.
– Присоединяйся, Вера, – понял обмен взглядами Шнайдер и пояснил Орловскому: – Вера не секретарша. Это мой первый помощник в делах, член партии и проверенный товарищ.
Показалось или нет, но рекомендация вроде бы имела другой, ускользнувший от внимания тайный смысл. Да за столом ли с этим разбираться?
Тем более что Вера села рядом и поглядела при этом так, словно продолжение ночи было ею уже твердо решено.
– За успех! – опять-таки как-то многозначительно произнес Яков, и было не понять, что он имеет в виду.
Вера выпила вместе с мужчинами, не жеманясь, и при этом как-то невзначай слегка коснулась ногой ноги Орловского.
Прикосновение обожгло, а в голове зашумело так, словно вместо рюмки Георгий опорожнил стакан.
А тут еще, как назло, Шнайдер поднялся, пробормотав, что он скоро придет.
Орловский еще пытался бороться с приступом
– Яша, один вопрос. Насколько я понимаю, одним из следствий свободы, а может, и ее причиной, является исчезновение связей между людьми. Так почему не распадается твоя партия?
Вопрос и в самом деле интересовал Георгия, только задавать его он все не решался. Теперь же это было последней хрупкой соломинкой, которая еще могла отвратить неизбежное.
Не то что Орловский был монахом, однако какое-то смутное чувство тихо шептало об опасности. Что за опасность могла подстерегать при заурядном общении с хорошенькой женщиной, было абсолютно непонятно, и все-таки Георгий привык доверять своим предчувствиям.
В электрическом свете лицо Шнайдера показалось неестественно бледным, а выражение на нем – зловещим.
– Так то у простых людей. А мы крепко спаяны совместной борьбой и общей кровью.
При последнем слове глаза Шнайдера полыхнули красным. Хотя, возможно, в этом было виновато все то же освещение или выпитый алкоголь.
Мерещится же чертовщина!
Орловский собрал все силы, чтобы избавиться от последствий возлияния. До конца это сделать не удалось, однако мир все же стал не таким расплывчатым.
– А мы ведь даже не познакомились, – с придыханием произнесла Вера и медленно провела язычком по пунцовым губам.
Выглядело это бесподобно, и Орловский почувствовал, что теряет голову.
– Георгий, – голос предательски сел.
– Вера… – Но до чего же хороша! Даже бледность кожи в сочетании с черными волосами смотрится сногсшибательно.
Тьфу! И что все кажутся бледными?!
– Простите, а вы давно работаете с Яковом? – лишь бы что-то спросить, пробормотал Орловский.
– Два месяца. – Вера ни на мгновение не сводила с Георгия глаз. – Но зачем же на «вы»? Как я понимаю, мы будем работать вместе. Так давайте выпьем на брудершафт.
Интересно, нашелся бы мужчина, способный устоять?
Орловский не смог.
Он плеснул на донышко водку (раз уж на столе не было ничего более слабого, а Вера пила и ее) и поднялся.
Руки переплелись. Первая часть ритуала свершилась. Губы потянулись навстречу друг другу, но за миг до их соприкосновения снаружи громыхнуло так, что едва не вылетели стекла, а сам дом ощутимо вздрогнул.
Оба поневоле отпрянули, повернулись к окну.
– Что… – продолжить вопрос Вера не успела.
Вновь раздался взрыв, едва ли не сильнее предыдущего, и почти без перерыва еще один и еще.
Это походило на артиллерийскую канонаду, если бы в мире существовали снаряды по две тонны весом. А так даже Орловский в первые мгновения растерялся, не в силах понять, что же происходит.
О Вере нечего и говорить. От страха и неожиданности девушка забыла про все не высказанные словами обещания и тряслась, словно осиновый лист.