Шуаны, или Бретань в 1799 году
Шрифт:
— В письме, подписанном тремя министрами, тебе приказано повиноваться мадмуазель де Верней.
— Гражданин, пусть она сама придет, и тогда я решу, как мне поступить.
— Хорошо, гражданин, — высокомерно сказал Корантен. — Она не замедлит прийти. Она сама сообщит тебе час и минуту, когда явится этот бывший, и, может быть, и не успокоится, пока не увидит, что ты расставил часовых и оцепил ее дом солдатами!
«Дьявол в образе человеческом! — горестно сказал про себя старый начальник полубригады, глядя вслед Корантену, который, широко шагая, взбирался по Лестнице королевы, где происходила эта сцена, а затем повернул к заставе Св. Леонарда. — Он выдаст мне Монторана,
Он круто повернулся и, насвистывая «Марсельезу», отправился проверять караульные посты в городе.
Мадмуазель де Верней была погружена в раздумье, в те мысли, тайна которых как будто погребена в безднах души и множество противоречивых чувств, властно охватывающих тогда человека, являются доказательством, что можно и в четырех стенах, даже не сходя с оттоманки, жить бурной жизнью, исполненной страстей, которые испепеляют наше бытие. Зная, что близится развязка драмы, на поиски которой она приехала в этот край, она перебирала в памяти сцены, исполненные любви и гнева, с такой могучей силой оживлявшие ее существование все десять дней — со времени ее первой встречи с маркизом. В эту минуту в гостиной, перед ее комнатой, послышались мужские шаги. Она вздрогнула. Дверь открылась, Мари быстро повернула голову и увидела Корантена.
— Плутовка! — сказал, смеясь, агент полиции. — Когда же вы перестанете обманывать меня? Ах, Мари, Мари! Вы ведете очень опасную игру. Напрасно вы не посвящаете меня в свои планы и решаетесь на смелый шаг, не советуясь со мной. Если маркиз избежал своей участи...
— То это произошло не по вашей вине? Не так ли? — с глубокой иронией ответила мадмуазель де Верней. — Сударь, по какому праву вы снова явились ко мне? — сурово спросила она.
— К вам? — переспросил он обиженным тоном.
— Ах, так! Вы хотите напомнить мне, что я не у себя дома? — заметила она с достоинством. — Может быть, вы сознательно выбрали именно этот дом, как самое удобное место для ваших убийств? Я сейчас же уйду отсюда. Я готова бежать в пустыню, лишь бы не видеть больше всяких...
— Шпионов? Договаривайте, не стесняйтесь! Но этот дом не ваш и не мой, он принадлежит правительству. А уйти вам отсюда... Нет, вы этого ни за что не сделаете, — добавил он, бросив на нее дьявольский взгляд.
Мадмуазель де Верней поднялась в негодовании, сделала несколько шагов к двери, но вдруг остановилась, увидев, что Корантен приподнял занавеси, закрывавшие окно, и, усмехаясь, приглашает ее подойти к нему.
— Видите вы этот столб дыма? — спросил он. Бледное лицо его сохраняло выражение невозмутимого спокойствия, никогда не покидавшее этого человека, как бы ни было велико его волнение.
— Какая может быть связь между моим отъездом и сорными травами, которые там кто-то сжигает? — спросила она.
— Почему же ваш голос так изменился? — возразил Корантен. — Бедная девочка, — ласково добавил он, — я все знаю! Маркиз придет сегодня в Фужер, и, конечно, вовсе не для того, чтобы выдать его нам, вы с такой любовью убрали ваш будуар: эти цветы, эти свечи...
Мадмуазель де Верней побледнела, прочтя смертный приговор маркизу в глазах этого тигра в человеческом образе, и почувствовала к своему возлюбленному страсть, граничащую с безумием. Каждый волосок на голове причинял ей такую жестокую, невыносимую боль, что она
— Вы любите его! — сказал он глухим голосом.
— Люблю? — воскликнула она. — Ах, что значит это слово!.. Корантен, он —моя жизнь, моя душа, мое дыхание!..
Она бросилась к ногам этого человека, ужасавшего ее своим холодным спокойствием.
— Грязная душа, — сказала она ему, — лучше мне обесчестить себя, вымаливая ему жизнь, чем отнимая ее. Я хочу спасти его, хотя бы ценою моей крови... Скажи, чего ты требуешь?..
Корантен вздрогнул.
— Я пришел получить от вас приказания, Мари, — сказал он кротким тоном и с изысканной учтивостью поднял ее на ноги. — Ах, Мари, никакие ваши оскорбления не помешают мне быть всецело вашим. Только не обманывайте меня больше. Вы же знаете, Мари, меня нельзя обмануть безнаказанно.
— Ах, если вы хотите, чтобы я полюбила вас, Корантен, помогите мне спасти его!..
— Хорошо. В котором часу придет маркиз? — сказал он, стараясь задать вопрос спокойным тоном.
— Не знаю... Ничего об этом не знаю...
Они молча поглядели друг на друга.
«Я погибла!» — сказала себе мадмуазель де Верней.
«Она меня обманывает», — подумал Корантен.
— Мари, — заговорил он, — у меня два правила: первое — никогда не верить ни одному слову женщин, — это верное средство не быть ими одураченным; второе — всегда искать, нет ли для них какого-нибудь интереса делать противоположное тому, что они говорят, идти в своих поступках против тех намерений, тайну которых они якобы соблаговолили нам доверить. Мне думается, мы теперь поняли друг друга?
— Прекрасно поняли, — подтвердила Мари. — Вы хотите получить доказательства моей искренности, но я приберегу их до той минуты, когда вы сами докажете мне свою искренность...
— Прощайте, мадмуазель, — сухо сказал Корантен.
— Полно, — промолвила девушка, улыбаясь. — Сядьте вот сюда и перестаньте сердиться, иначе я и без вас сумею спасти маркиза. А те триста тысяч франков, которые вы все время видите перед собою, я могу вам дать золотом, — положу вот на этот камин тотчас же, как маркиз окажется в безопасности.
Корантен встал и, отступив на шаг, поглядел на мадмуазель де Верней.
— Как быстро вы разбогатели! — воскликнул он с плохо скрытой горечью.
— Монторан может предложить вам гораздо больше в качестве выкупа за свою жизнь, — сказала она, презрительно улыбаясь. — Итак, докажите мне, что вы в силах уберечь его от всякой опасности, и тогда...
— А вы не можете немедленно вывести его из города, когда он придет? — воскликнул вдруг Корантен. — Ведь Юло не знает, в котором часу он явится, и...
Он умолк, словно упрекая себя в том, что сказал слишком много.
— Да вам ли учиться у меня хитростям? — сказал он, улыбаясь самой естественной улыбкой. — Слушайте, Мари, я уверен в вашей честности. Обещайте возместить мне все, что я потеряю, служа вам, и я так ловко проведу этого старого олуха Юло, что маркиз будет в Фужере так же свободен, как в Сен-Джемсе.
— Обещаю вам это, — с некоторой торжественностью сказала девушка.
— Нет, не так! Поклянитесь мне своей матерью.
Мадмуазель де Верней вздрогнула, но, подняв дрожащую руку, дала клятву, которую потребовал этот человек, и внезапно его поведение изменилось.