Шум времени
Шрифт:
С истинным уважением.
Осип Мандельштам, Б. Монетная д. 15, кв. 38.
Дорогая мама!
Вчера получил телеграмму о приезде Шуры, которая скрестилась с моей. Жду Шуру завтра. Очень одобряю его приезд. Август и сентябрь здесь отличные. Жить он будет на даче Волошиной.
Целую папу, Женю, бабушку.
Твой Ося.
Дорогая мамочка!
У нас все установилось благоприятно. Шура оправился, и вошел в колею мирной жизни. Больше не скучает и смотрит совсем иначе. Третьего дня нас возили
Ося.
5 декабря [1919] — Феодосия.
Дитя мое милое!
Нет почти никакой надежды, что это письмо дойдет. Завтра едет в Киев через Одессу Колачевский. Молю Бога, чтобы ты услышала, что я скажу: детка моя, я без тебя не могу и не хочу, ты вся моя радость, ты родная моя; это для меня просто, как Божий день. Ты мне сделалась до того родной, что все время я говорю с тобой, зову тебя, жалуюсь тебе. Обо всем, обо всем, могу сказать только тебе. Радость моя бедная! Ты для мамы своей «кинечка» и для меня такая же «кинечка». Я радуюсь и Бога благодарю за то, что Он дал мне тебя. Мне с тобой ничего не будет страшно, ничего не тяжело.
Твоя детская лапка, перепачканная углем, твой синий халатик — все мне памятно, ничего не забыл…
Прости мне мою слабость и что я не всегда умел показать, как я тебя люблю.
Надюша! Если бы сейчас ты объявилась здесь — я бы от радости заплакал. Звереныш мой, прости меня! Дай лобик твой поцеловать — выпуклый детский лобик! Дочка моя, сестра моя, я улыбаюсь твоей улыбкой и голос твой слышу в тишине.
Вчера я мысленно, непроизвольно сказал «за тебя»: «Я должна» (вместо «должен») его найти, то есть ты, через меня сказала… Мы с тобою, как дети, — не ищем важных слов, а говорим, что придется.
Надюша, мы будем вместе, чего бы это ни стоило, я найду тебя и для тебя буду жить, потому, что ты даешь мне жизнь, сама того не зная — голубка моя, — «бессмертной нежностью своей»…
Наденька! Я письма получил четыре сразу; в один день, только нынче… Телеграфировал много раз: звал.
Теперь отсюда один путь открыт: Одесса; все ближе к Киеву. Выезжаю на днях. Адрес: Одесский Листок. Мочульскому. Из Одессы, может, проберусь: как-нибудь, как-нибудь дотянусь…
Я уже пять недель в Феодосии. Шура все время со мной. Был Паня. Уехал в Евпаторию. В Астории живет Катюша Гинзбург. В городе есть один экземпляр «Крокодила»!! А также Мордкин и Фроман. (Холодно. Темно. «Фонтан». Спекулянты). Не могу себе простить, что уехал без тебя. До свиданья, друг! Да хранит тебя Бог! Детка моя! До свиданья!
Твой О. М.: «уродец».
Колачевский едет обратно. Умоляю его взять тебя до Одессы. Пользуйся случаем!!
Надюша, милая!
Получил вашу записочку. Буду в Киеве через несколько дней. Не унывайте, друг
Ваш О. Мандельштам.
Наденька родная моя! Душенька милая!
Ты сейчас из Москвы уедешь, а я на почтамте тебе пишу в 6 ч. вечера. Вчера на обратном пути я заехал к Выгодскому. У него было заседание домкома, а потом мы говорили о Прибое, и я предложил Эдгара По (?). А у Лившица мне открыл рыжий мужчина, похожий на повара, и сказал: «никого нет». Вечером я даже перевел три страницы. Аня была кроткая. А сегодня мы в восемь встали, до 12 работали, и я потом пошел повсюду: в Прибой и в Гиз. В газете мне обещали выписать завтра 60 р… Горлин дал какого-то «Билля» — 100 строк — 50 р., а Прибой захотел Эдгара По(?)…
Родненькая моя, я тебе пишу все это оттого, что я этим уезжаю, еду к тебе и уж вот ближе — птица моя, воробушек с перчаточками. Я целую твои перчаточки и шапчонку.
Теперь послушай: я в самом деле могу выехать во вторник и завтра это выясню. Завтра я подам заявление фину и пошлю в Лугу.
А Саша все плачет… Надюша, я очень веселый и совсем здоров. Не мечусь, а спокойно все делаю — и все, все, все время думаю о тебе, о Наде моей родной…
Надичка! Ау! Дитенька, береги себя. Жди меня… Я тебе телеграфирую день отъезда. Господь с тобой, Наденька. И колечко привезу…
Ося.
Дитя мое, мы вернулись домой — не хватило 20 копеек. Я глупо написал про Горлина: договор подписан сегодня, а кроме того «Билли» — 100 строк.
Детка, будь спокойна — у нас тепло и солнце сегодня было. Я хочу к тебе и буду у тебя…
[Надька моя, Надюшок, Нануша! Я буду писать завтра два раза.
Целую тебя, Доня пиши каждый день хоть по открытке. О. Э. в хорошем настроении. Я нервничаю без тебя. Как здоровье? Аня.]
Нануша моя родная!
Вот в четыре часа я пришел домой, пообедал традиционными тефтелями и затопили камин и ванну. Аня получила письмо, но от своей Женечки. А я, Надичка, завтра плачу страховые и часть Саше. Я был сегодня на Московской в страхкассе, и мне сказали, что можно все это сделать и оформить здесь. Сегодня мы внесли проценты за часы. «Красная» дает мне завтра 60 р., а Горлин в среду 21-го экстренных за стихи 50. Значит 110 из 200 уже есть. Вопрос с Прибоем почти решен. Ищу Эдгара По в переводе Бальмонта, чтобы показать им. Надичка, я смогу выехать к тебе на той неделе, не дожидаясь вторника. Ведь из Москвы есть поезда. 1002-й ночи осталось 20 страниц, но завтра Гиз дает всего 100 р., а 20-го числа — 125.
Вот, родненькая, дела. Книжечку я тебе привезу обязательно: уж что-нибудь выдумаю.
Наночка, почему ты не написала из Москвы? Разве так делают Няки? Надик, завтра будет телеграмма от тебя? А Мариетта вернулась, и я хочу к ней завтра зайти.
А как ты ехала в поезде?
Надик, у меня кружится голова, так я хочу тебя видеть. Дета моя, радуйся жизни, мы счастливы, радуйся, как я, нашей встрече. Господь с тобой, Надичка. Спи спокойно. Помни мои советы, детка: 1) к доктору, 2) лучший пансион, 3) мышьяк и компрессы.