Шумерский лугаль

Чернобровкин Александр Васильевич

Дальше он многословно и очень подробно перечислил, чего и как мог добиться выпускник шумерской школы, без окончания которой путь наверх мог проделать только очень одаренный человек, которому, как выразился уммия, улыбались бы боги. Путей было несколько. Неудачники устраивались к богатым землевладельцам писарями, счетоводами, управляющими или помогали родителям. Более удачливые, имеющие связи, оказывались в администрации или армии энси или храма, становились священниками или, на худой конец, преподавателями в школе. Обычно верховными жрецами храмов назначались родственники энси, обязательно получившие образование, но не обязательно в школе, а вот до поста главного администратора (санги) можно было дослужиться, только пройдя предыдущие ступени, коих имелось немало. Храм представлял собой не только духовный центр. Он был еще и крупным по нынешним меркам хозяйственным субъектом. У храма имелись свои земли, виноградники, сады, пастбища, рыбацкие лодки, морские суда, пекарни, пивоварни, винодельни, маслобойни, давильни,

оружейные, ткацкие и обувные мастерские, охранники, надсмотрщики, наемные рабочие и рабы… Часть этого хозяйства отдавалась в аренду или на кормление чиновникам храма, возглавляемых сангой. Как ни странно, должность санги родственники энси не имели права занимать.

Монархия у них была очень ограниченной. Энси был исполнительной властью. Его действия контролировал местный сенат — совет старейшин, который состоял из самых богатых и пожилых горожан и принимал законы, и парламент — вече свободных граждан, имевших в собственности дом. То есть, от каждого домовладения право голоса имел только один человек. Иностранец получал права гражданина, купив в Уре дом и прожив в нем шесть лет. Когда у энси возникали непонятки с советом старейшин, он мог обратиться напрямую к вече, решение которого было окончательным и обязательным для всех. Энси не имел права отнять у кого бы то ни было собственность или лишить человека (раб таковым не считался) жизни без решения суда. У них тут все вопросы решались через суд и протоколировались на глиняных табличках. То есть, в сутяжничестве шумеры не уступали будущим янки. Самое забавное, что в суд могли обращаться и рабы, но только по имущественным вопросам, потому что некоторые шумерские рабы имеют собственность. Только во время нападения врага энси получал почти неограниченные полномочия, но при этом должен был согласовывать свои действия с лугалем («большим человеком» — командующим вооруженными силами царства и, в частности, города Ура), если таковым не являлся сам, что было распространенным явлением. Правящий сейчас Месаннепадда (Герой, Выбранный Аном (богом Неба)) совмещал обе эти должности. Поскольку верховным жрецом была его жена, все три топовые позиции царства были в руках одной семьи.

В общем, все, как у шумерских богов. У тех тоже наверху триумвират — три верховных бога и четверо чуть менее важных, все близкие родственники. Дальше идут полсотни богов среднего уровня, дети и более дальние родственники первых, и сотни божков низшего, в ряды которых могли затесаться кто угодно. У каждого бога была своя специализация. Первые обычно отвечали за судьбы царств, вторые — за города и поселения, третьи — за какую-то реку, гору, рощу, или род занятий, или какие-либо явления природы: Нидаба являлась богиней письма и счета, Нинкаси — пивоварения, Нинурт — покровителем крестьян, Лахар присматривала за скотом, ее сестра Ашнан — за злаками, а их враг Нинкилим заведовала полевыми мышами и вредителями… Каждый человек выбирал, а точнее, получал по наследству личного бога, согласно своему статусу: бедняки — из низшего уровня, богатые и знатные — из среднего, энси и лугали — из высшего. При этом боги вели себя не лучше людей. Мой вопрос, как объяснить такое поведение богов, вогнал Убартута в ступор.

— Они же боги! — после продолжительной паузы ответил уммия. — Что хотят, то и делают!

Что ж, подобная теория хотя бы не вызывала когнитивный диссонанс, когда вроде бы милостивый и любящий бог позволял твориться всяким ужасам и безобразиям.

Тут мне припомнилась теория из будущего, что шумеры получили свои знания от инопланетян, и я полюбопытствовал:

— А какой бог дал шумерам письменность и счет?

— Они получили их от халафов, когда захватили эти земли с разрешения наших богов, ставших теперь и ихними, — тихо ответил Убартут.

— Ты халаф? — спросил я.

— Мой отец из знатного халафского рода, — ответил он.

Это несколько нивелировало предыдущее утверждение, но я был склонен верить Убартуту, поскольку имел возможность наблюдать варваров-германцев, захвативших обломки Римской империи и постепенно усвоивших и присвоивших себе ее культуру, письменность и багаж знаний.

Дальше я отвечал на его вопросы, рассказывая больше жестами, чем словами, о своей далекой родине Гиперборее, где полгода холодно и с неба падает снег. Про снег уммия знал не понаслышке. Оказывается, сейчас здесь зимой иногда выпадает снег, правда, быстро тает. Его считают благом, потому что увлажняет почву, наполняет водой реки и озера. Само собой, уровень научных и технических знаний в Гиперборее был намного выше, чем в Уриме. При этом за пример я брал всего лишь Путивльское княжество. Мне даже пришлось корректировать информацию, чтобы не показаться отъявленным лгуном. Нежелание выдавать технологические процессы списывал на незнание их, потому что сына энси учили только управлять и воевать. Приберегу для себя конкурентные преимущества. Мало ли, как жизнь здесь повернется?!

Убартут делал пометки тростниковым стилусом на мягкой глиняной табличке. Рисовал пиктограммы быстро и красиво. Наверное, именно сейчас и рождается миф о стране на севере, где люди счастливы и богаты. Представляю, как удивятся шумероведы в двадцать первом веке или позже, если найдут и переведут эту табличку!

13

Нашу беседу

прервали три босых воина без кожаных жилетов, в черных набедренниках и с висящими на кожаных перевязях, длинными кинжалами в кожаных ножнах. У одного на голове была кожаная шапка средней высоты из четырех кусков, которая, как я догадался, обозначала командира этого отряда.

— Вот он где! — радостно оповестил своих подчиненных командир. — По всему городу его ищем, а он рядом сидит!

— Зачем вы его искали? — поинтересовался Убартут. — Если дело не срочное, подождите, когда мы закончим.

— Срочное! — отрезал командир. — Его хочет видеть энси Месаннепадда!

— Я хотел бы пойти с вами, чтобы помочь переводить его речи, — попросил уммия.

— Это не нам решать. Пойдем с нами, а там, как скажут, — согласился командир.

— Можете остаться здесь, сам справлюсь, — сказал я Убартуту. — Зайду к вам завтра, продолжим разговор.

— Да, приходи в любое время, — как-то не очень уверенно произнес он и добавил, стараясь не глядеть мне в глаза: — Если сможешь.

Я догадался, что на чужеземцев не распространяются те же законы, что и на местных жителей, поэтому у меня могут появиться проблемы с местными властями. В то же время полного беспредела, как при тирании, здесь пока нет, так что, если сам не попрошу, крайние меры ко мне применять не будут, просто вышвырнут за пределы города или даже государства.

Правитель Урима жил в трехэтажном доме, обложенным обожженным кирпичом и вымазанным битумом. Во второй половине девятнадцатого века такой дом был бы доходным, в нем сдавали бы комнаты бедноте, перебравшейся в город из провинции и пока не заработавшей денег на приличное жилье. Первый этаж, как я понял, занимали чиновники и суточный наряд. Приняли меня на втором, в длинном и узком большом зале, который две пары тонких квадратных глиняных колонн как бы делили на части. Сперва я подумал, что в колонны вбиты большие разноцветные гвозди, белые, черные, красные, зеленые, которые располагались полосами, чередуясь именно в такой последовательности, но потом догадался, что шляпки изготовлены из глины и раскрашены. Колонны поддерживали потолок из брусьев и положенных на них досок. Освещалось помещение шестью глиняными светильниками, в которых горел, судя по запаху, битум. На третьем этаже бегала детвора, и время от времени с полотка сыпалась пыль, искрясь в свете ламп. Со двора доносились удары дерева по дереву: кто-то, наверное, солдаты, сражались то ли на деревянных кинжалах, то ли на копьях. К счастью, били они не по стенам, иначе пыли было бы еще больше. Энси восседал в дальнем конце зала на небольшом кирпичном пьедестале из двух уровней, верхний короче, каждый высотой с полметра. На верхнем, где хватило бы места на двоих, под задницей Месаннепадда была постелена тигровая шкура, а на нижнем, под его ногами, находилась затоптанная овчина. Правителю Урима было лет сорок пять, что по нынешним меркам преклонный возраст. Среднего роста и сложения. Голова круглая. Волосы черные с сединой, прямые, длинные, зачесаны назад и перехвачены алой лентой. Кожа смуглая, но не очень темная. На высоком лбу более светлый, старый шрам, почти горизонтальный. Я еще подумал, что такой можно заработать только лежа. В бою всякое бывает. Нос немного приплюснутый и свернутый, как у профессионального боксера. Усы и борода черные с сединой, короткие, недавно постриженные. Набедренник у Месаннепадда был из ярко-красной льняной ткани и очень длинный, обернутый сперва вокруг бедер, потом сложенный пополам вдоль, пропущенный спереди назад справа подмышку и перекинутый вперед через левое плечо, чтобы перекрестится со своей предыдущей частью на груди и концом очутиться под кожаным поясом с бронзовой бляхой в виде солнца. На ногах были кожаные сандалии без задников и с развязанными ремешками. На руках по три разомкнутых, тонких браслета — обычные согнутые куски круглого золотого прута. По бокам от пьедестала стояло по босому солдату в черном набедреннике, вооруженному коротким копьем и кинжалом. Еще семеро военных разного возраста, вооруженных только кинжалами и имеющих по одному или два золотых браслета на каждой руке, сидели у стен — трое слева, четверо справа — на узких и длинных платформах, сложенных из кирпича, как школьные, но накрытых цельными овчинами. Так понимаю, это старший комсостав, который пригласили для разглядывания диковинного гостя, а браслеты — знаки различия, заменяющие сейчас погоны.

Я поздоровался на шумерском языке и кивнул. При встрече здесь принято кланяться. Глубина поклона зависела от разницы социальных положений. Поскольку я купцам назвался сыном энси, поздоровался с урским, как с ровней. И почувствовал напряжение со стороны отцов-командиров, которым явно не понравилась моя вольность.

— Меня зовут Александр или коротко Шура. Я сын Василия, энси Гипербореи, расположенной за много месяцев пути на север от вашей страны, — не обращая внимание на их эмоции, продолжил я.

— Я — Месаннепадда, сын Акаламдуга, энси Урима, лугаль Ура, — важным тоном представился он в ответ. — Зачем ты пожаловал к нам?

Я рассказал ему байку, что отправлен был родителем путешествовать, чтобы людей повидал, поучился, ума-разума набрался, но мой корабль затонул во время шторма, все остальные погибли. Поскольку в одиночку проделать такой дальний и опасный путь я не смогу, а торговые караваны отсюда не ходят в мою родину, то вынужден пожить здесь, пока не найду способ вернуться домой.