Шумеры

Сурская Людмила

Она глотая слёзы, стараясь бодриться, пролепетала:

— На меня вылили ушат ледяной воды. «Как это понять? То ли это хитрый ход отбить мою прыть к поискам, толи ему жаль мою жизнь, и он не может или не хочет понять, что мне с ним счастливо и радостно, А вдруг это правда и я не нужна ему совсем?»

— Я думал ты умная барышня и поймёшь всё правильно, какая любовь может быть с таким человеком, как я? — взяв её руку и расправив пальчики, он нарочно положил ладошку на свой обрубок. Погладив грудь и раздвинув языком, сведённые обидой губы и стиснутые зубы увлёк её глубоким

поцелуем. — Жуть как проголодался. Идём, распробуем твою стряпню и пополним силёнки клубничкой. Кстати, я поклонник земляники больше. К тому же, проглотил малюсенький кусочек твоего варева, ты вкусно готовишь.

— Землянику шумеры называли повелительницей молодости. Случайного у них ничего не бывало, значит, так оно и есть. Люди пилюли молодости не там ищут. — Промямлила нехотя она.

Она не могла говорить, обида душила слёзами. «Если б знать наверняка, что это он. Я бы знала, что сейчас и потом делать, а так…» Ей совсем не хотелось есть. Такая счастливая и жизнерадостная минуту назад, она в один миг превратилась в дряхлый дырявый мешок. Счастье, даже не махнув крылом, улетело. Усадив её к себе на колени, и пальцами на ощупь, найдя её рот, он положил в него кусочек мяса.

— Извини, вилкой выткну тебе глаза, а так безопасное и точное попадание. А теперь положи своими пальчиками кусочек в мой рот.

Люда, машинально облизав пальцы Эда, выполнила просьбу, отправив в его рот мясо. Не понятно как, но на его зубки попали не только пальцы, а облизанной оказалась и ладошка.

— Ой, щекотно, — выдернула она руку, мазнув по его плечу.

— Мы сейчас поедим, вымажемся и пойдём купаться. А ну-ка сядь вот так, — развернул он её лицом к себе и закинув её ноги за свою спину. Его игрушка плотно и без проблем вошла в неё, и она вскрикнула, боль рассекла низ и стрельнула в таз. «Ведь это произошла дефлорация, он порвал плевру, я стала женщиной!» — обомлела она.

— Что с тобой, я сделал тебе больно, — прекратил двигаться он.

— Ты сделал меня женщиной. Было неожиданно и мне немного больно, но уже всё прошло.

— Ну да… Такого просто не может быть… — удивлённо тянул он.

— Но это случилось.

— Ты притворилась, — не собирался верить он.

— На нём наверняка есть кровь и на твоей ноге тоже иди в ванную и посмотри. Я буду сидеть спиной, обещаю. Только дай мне полотенце, я подложу на свой стул. А то у меня ощущение сейчас там вырванного зуба.

Когда он ушёл, она, дрожащими руками взяв бокал с кисловатым вином, сделала несколько глотков. Эдик долго не задержался в ванной, вышел возбуждённый и присев перед ней на корточки устроил голову на коленях.

— Погладь. Мне нравится, когда ты ласкаешь мои волосы. Тебе неприятно, что это произошло?

— Большой ребёнок. Для меня это счастье, что моим первым мужчиной стал ты.

— М-м… — он молчал, стараясь не показать своих чувств, и от этого с ещё большим усердием запрятывая в её коленях лицо.

— Но ты, похоже, не рад такому повороту. Успокойся, тебя случившееся ни к чему не обязывает. Налей мне вина, пожалуйста, почему-то сушит.

Он налил, и они пили из одного бокала, потом пошли купаться под душ. Крутя её

под тёплыми струями, он улыбался и переживал одновременно. Радость туманила голову от того, что он был, как все, а тревога сжимало сердце за женщину, которая по его вине может стать несчастной. Ведь мужчина, который возьмёт её в жёны, может быть щепетильным. И тогда её ждут неприятности всю жизнь. Хотя сейчас другое время, но всё же приятнее осознавать, что ты первый. Рискнул попробовать ещё хоть раз в этой дерьмовой жизни женщину и увяз. А прикидывал только воспользоваться раз, другой и всё. Но видно правду говорят, что единожды испивший из бокала любви, уже не откажется от неё никогда. Чтоб тишина не давила голову, спросил:

— Где твой фен и расчёска?

— У тебя за спиной на полочке, — ответила она машинально.

Он пошарил рукой по стене. Неудачно.

— А розетка?

— Там же, рукой проведи по стене у двери.

— Нашёл, — радостно известил он. — Давай расчёсывай, а я буду сушить.

Люда, мешая ему объятиями, проворковала:

— Такое неповторимое ощущение… Я та же и уже нет. Как будто теперь навечно не одна и он там оставил свою частичку…

— Фантазёрка.

Его молчаливое сопение и тон всполошили её:

— Ты расстроен?

— Тебе показалось?

«Какого чёрта показалось…» Его холодное бурчание спровоцировало её вспышку:

— Не переживай. Обещаю, тебя это не коснётся никаким боком. Выйдешь отсюда, как и пришёл. Тянет грузом, не приходи и не встречай. Забудем всё.

Её слова заставили его объясняться:

— Ты говоришь глупости. Дело не в этом. Я… не планировал тебе портить жизнь. Знал сто процентов, что ты останешься не тронутой, если не врала и девственна. Теперь из-за меня у тебя будут проблемы с будущим мужем. Прости, я такого не хотел.

Она, словно от холодного ветра передёрнула плечами.

— Боишься, что заставлю на себе жениться? — отдаваясь болью, слова вызвали в ней смех. Она, давясь слезами, захохотала. — Уходи, мне надо подумать.

На такое Эд не рассчитывал. Он изумлённо тряханул её за плечи.

— С чего такой поворот?

— Не твоё дело… Оставь меня, — истерила она.

Вместо того, чтоб утопить её сомневающуюся душу в нежности, он полез в объяснения:

— Я считал, что умная женщина должна жить разумом, а не эмоциями…

— Можешь считать, что хочешь, только уходи, — простонала она, пытаясь прорваться через него в комнату.

А он не отставал.

— Малыш, понимаю, ты прямо намекаешь на то, что загостился, но я прикинусь хитрым и глухим.

— Пусти, мне надо лечь, у меня кружится голова, — пошла она на хитрость.

— Тогда тебе вообще не стоит топать ногами, я донесу, — заявил он, как ни в чём небывало. — Глаза попривыкали к темноте, хожу не натыкаясь. Давай не выпендривайся, сиди тихо, а то въедешь ногой или рукой в косяк, синяк будет. Не с чего так заводиться. Ну, не так я себя повёл, растерялся маленько. Пойми, для меня это тоже не рядовое событие. Осознать, что ты мужик, как все, мозги свело набекрень. Ну, хватит, малыш. Я обалдел, тебе понравилось, о чём печалиться. Давай радоваться.