Шуркина стратегия
Шрифт:
Так Шурка и прозевал мгновение, когда прославился на весь лагерь…
Ведь на самом-то деле ни на какое дерево Шурка пока ещё не залезал. И никаких нарушений совершать не хотел. А просто всё само вышло.
На второй день, вскоре после завтрака, он отправился в дом с башней — к дежурной медсестре. У него распухла коленка, ушибленная ещё вчера.
Но на втором этаже ему попалась на глаза приставная лесенка в три ступеньки, а над нею — дверь, несомненно ведущая в башню.
Всунутый в петли замок не был защёлкнут.
Моментально
Два марша по шесть ступенек вывели его в залитую светом восьмигранную комнату с хлипким дощатым настилом.
Ему повезло — да ещё как! Взгляд сверху, с башни, открыл и объяснил Шурке всё, что было по соседству с лагерем.
Словно лётчик, идущий на посадку, он ясно разглядел кривые деревца за оградой, белёсоватые валуны, пути и переходы, полянки и ложбины за кустарником; сообразил, где — скучно, где — интересно, куда и как лучше пройти. Потом перевёл взгляд выше — и увидел самое главное. Перед ним открывался вид на верхнюю береговую тропу.
Тропа начиналась здесь, у самой ограды, и уходила вдаль, то поднимаясь над морем, то сбегая ближе к нему.
Собственно, никакой нижней береговой тропы и не было. Полумесяцы галечных берегов окаймляли бухточки. Но их отделяли друг от друга врезанные в море скалистые мысы.
И тропа, объединившая берег и открытая теперь Шуркиному взору, была самым близким к морю из всех возможных для пешехода путей.
Зимой по тропе ходили только пограничники, совершающие обход, но летом её утаптывали и расширяли неутомимые «дикие» туристы.
Шурка глядел, глядел… Какая-то мысль вертелась у него в голове, но никак не могла проясниться — и вдруг он понял, что эти самые вытоптанные в траве песчаные пятачки, так ясно различаемые отсюда — как раз и обозначают местоположение четырёх родников, или четырёх ключей, от которых весь здешний берег получил название Ключевского.
Тропа обрывалась перед группой больших и пышных деревьев. И когда Шурка присмотрелся к этим деревьям повнимательнее — среди стволов проступил новый контур, словно в загадочной картинке, — ни дать ни взять избушка на курьих ножках — зелёный, под цвет листвы, дощатый домик на четырёх опорных столбах. Зелёный домик с какими-то белыми штучками под крышей. Шурка догадался — это изоляторы для электрических проводов.
Позади домика поднимался обрыв — каменная стена высотой в пятнадцать или двадцать этажей. Граница земли и неба шла ровно, как ножом отрезанная, по верхнему краю стены, пока не обрывалась под прямым углом в море.
Ничего ласкающего глаз не было на этой ровной линии: ни дома, ни деревца — только одна крохотная чёрная точка. Чем напряжённее Шурка всматривался в эту точку,
И тут он обратил внимание: точка на горизонте приходится как раз над самым домиком! И значит, отыскав её глазами, Шурка наверняка будет знать, где домик! Ничего, что он скрыт за буграми, кустами, деревьями.
Кажется, какой пустяк — точка. Какая малость! Но для Шурки она приобрела теперь особое, новое значение. Она стала для него тем, что на языке географов и военных называется словом ориентир.
…Сколько времени он пробыл в башне? Пять минут или час? Шурка выскочил на приставные ступеньки, продел замок в петли, как было. Уфф! Кажется, обошлось!
Серёжу Девятова определили во второй отряд. Между ним и Шуркой как будто почувствовалось взаимное притяжение.
Генка Брыкин ревниво прислушивался к их разговорам. За ужином нарочно сел рядом с новичком. Вертелся как на иголках. Наконец, по-приятельски толкнув Серёжу в бок, выпалил:
— Слушай! А вот как ты думаешь: если взять пчёл и всё время скармливать им одно какао, будет у них получаться шоколадный мёд?
Серёжа на секунду округлил глаза, потом оглянулся и подвинулся к Генке. Генка с готовностью подставил ухо.
— А ты попробуй!.. — звенящим шёпотом выдохнул Серёжа.
Генка побагровел. Мысли его прыгали, как крышка на кипящем чайнике. Ну ладно, ладно… Ты у меня попомнишь… задавала… Ты у меня попомнишь Брыкина!
Он пыхтел и громко скоблил тарелку.
А выходя из столовой, орал и толкался сильнее, чем обычно. Видно было — сам себя разжигает. Он, как будто нечаянно, подставил ножку Пете Павлову, а тот, падая, схватился руками за Шурку, и оба повалились. Шурка отлично видел, как всё было подстроено, но тоже притворился, будто принимает этот случай за нечаянный. Поднялся с земли, не сказал ничего и стал долго отряхиваться, чтобы дать Генке уйти вперёд.
Судя по всему, Брыкин «напрашивался».
И вот, после отбоя…
Впрочем, сначала никто ни о чём не догадывался. Новенький занял койку, которая до сих пор пустовала — между Вовой Угловым и Шуркой. Серёжа открыл чемоданчик, выложил на кровать мыльницу, зубную щётку, две книжки, ласты и маску.
Быстро, чуть подпрыгивая на ходу, деланно размахивая руками, подошёл Генка. Лицо его изображало возмущение.
— Ты что, всегда так делаешь? — угрожающе крикнул он. — Пришёл на чужое, не спросил и раскладываешься?
— Да ведь я… — хотел было объяснить Серёжа.
— Не слышал, что я сюда перехожу? — повышая голос, перебил его Генка. — Тебе отдельно надо говорить?
Это было наглое враньё, ничего никому Генка не говорил о переходе. Но таков был расчёт: ошеломить!
— Что, уже руки не действуют? Помочь? — издевательски допрашивал Брыкин, надвигаясь на Серёжу. Тот, не понимая, в чём дело, пятился назад, пока не налетел на свою тумбочку.