Шут и слово короля
Шрифт:
Эдин осадил лошадь, медленно подъехал. Сразу же подумалось — а не приманка ли это? Может быть, вон там в кустах кто-то засел?
Но тут же он одернул себя — нет, глупость. Те разбойники остались позади, и кого бы стала тут дожидаться очередная шайка?
Парень был без оружия, голый до пояса и в разодранных штанах — наверное, потому с него штаны и не сняли. Похоже, тем пятерым срочно следовало приодеться. Бедолага был старше Эдина, выглядел лет на восемнадцать.
Глаза у пленника закрыты. Живой хоть?
— Эй! — Эдин тронул его
Живой. Глаза парень открыл, и они быстро прояснились.
— Помоги. И — пить…
Эдин его сначала напоил, потом развязал, растер затекшие кисти.
— Ты кто?
— Я еду с посланием в Сартальский замок, по поручению барона Кени. Меня зовут Лернон… благородный Лернон, сын лорда.
Почему-то последнее сообщение у Эдина почтительного трепета не вызвало. Ну, сын лорда. Только Эдин сбежал от разбойников, а этот благородный — нет.
— Они меня… по голове, успели, — пояснил Лернон, словно поняв, о чем думал нежданный спаситель.
— Меня зовут Эдин Венсивер. Я свободный циркач. И тоже еду в Сарталь. На тебя напали пять разбойников? Я тоже их встретил.
— И?.. — бывший пленник посмотрел с сомнением.
— Мне повезло от них смыться. Так что давай-ка и мы поторопимся, они все-таки не слишком далеко, и злые, я одного немножко порезал.
— Ты порезал? Да ты герой, да?..
— Говорю же — мне повезло.
— Ну да, ты же циркач. Знаешь какие-нибудь колдовские штучки?
— А как же. У меня есть хлеб, хочешь? — Эдин достал лепешку, отломил кусок. — И вот еще рубашка. Наверное, тебе мала, но можешь примерить.
Сначала парень съел хлеб — присев на пень, жадно рвал зубами подсохший мякиш. Потом надел рубашку — та оказалась тесна, но лучше, чем ничего.
— Спасибо, циркач. Я доложу в замке, что ты мне помог, так что можешь явиться за наградой. Леди очень щедрая, если попросишь, может и на службу взять. Замолвить за тебя словечко?
— Не-а, спасибо. Мне не нужно на службу к твоей леди.
— Даже так? Что бы ты понимал в службе. Эх, еще бы штаны. Как же мне в замок в таком виде являться?
Парень с таким очевидным сомнением посмотрел на штаны Эдина, что тот невольно порадовался — его штаны на баронского посланника не налезли бы даже с мылом. И захотелось поскорее расстаться с невольным знакомцем, но не бросать же его тут…
Внизу неподалеку явственно журчала вода, и Эдин спустился посмотреть, это был ручей, быстрый и прозрачный. А пить хотелось, и еще умыться.
Вода оказалась холодной — аж ломило зубы, но свежей и вкусной.
— Эй, циркач, а это у тебя что?
— Где?..
Баронский посланник подошел и присел рядом, и поймал в ладонь кольцо, выскользнувшее у Эдина из-за воротника — мамино кольцо, которое он, отправляясь в Сарталь, надел на шнурок и повесил в шею.
— Ничего, — Эдин освободил кольцо из пальцев благородного Лернона и отправил обратно за воротник.
Тот не спеша поднялся и ушел, Эдин тем временем набрал в бутыль воды — вкусная она здесь,
— Ну, спасибо тебе еще раз, — сказал он. — Я твой должник. Лошадь свою заберешь в замке, у привратника спросишь. Не трусь, дойдешь, немного уже осталось, иди прямо по дороге и не сворачивай. И я тебе там пару ленов оставлю — это от меня. Ну, и леди наградит, не сомневайся. Все, мне спешить надо, я ведь на службе.
В самое первое мгновение Эдин даже дар речи потерял. Этот… благородный лордов сын собрался уехать на его лошади? А его самого бросить в лесу?
Стоять. Стоять. Не двигайся. Это я говорю — стоять.
И лошадь послушалась — осталась на месте, несмотря на то, что благородный уже вовсю понукал ее. Раньше лошади Эдина слышали и не подчинялись, но, видимо, на этот раз даже лошадь прониклась несправедливостью происходящего: человек, которому Эдин помог, теперь собирается бросить его в лесу, потому что на службе он, вишь!
Парень уже подпрыгивал на лошади, пытаясь сдвинуть ее с места, но та продолжала стоять. Лишь вопросительно посмотрела на Эдина — дескать, долго там еще?
Стой. Прошу тебя, стой.
Сам Эдин сел на пень и принялся с любопытством наблюдать. И когда десятник уставился на него с недоуменным возмещением, пояснил:
— Это моя лошадь. Тебя она не понесет.
— Да какая твоя! Вон клеймо! Это наемная лошадь из публичной конюшни!
— Все равно моя.
Он спокойно вынул нож из-за голенища и метнул его точно в тонкий дубок, неподалеку от которого маялся с лошадью благородный. Так же не спеша метнул другой — вошел точно под первым.
— Как считаешь, если я захочу снять тебя с седла, я промахнусь?
— И все же — колдовские штучки?
— Да! — не стал отрицать Эдин. — И всех моих штучек тебе не уразуметь, понял, дурья башка? Поедем вместе, иначе никак!
Искушение бросить благородного в лесу вдруг стало большим и отчетливым, но Эдин эту мысль все же прогнал. Нельзя так, человека в лесу бросать. Да и поручение у того, может, важное, из-за него и переживает.
— Я позади сяду, — сказал он. — И поехали уже скорей, и так задержались.
Но сначала он выдернул из дерева ножи — хорошие ножи, дорогие, бросать нельзя.
Вперед. Давай.
И лошадь с ходу пошла хорошей рысью. Умница. Надо будет угостить ее морковкой при возможности.
На воротах маркграфского замка развевались флаги, а внутри было что-то чересчур оживленно.
— Их милости гостей принимают. Праздник у них, понял? — пояснил Эдину благородный, ссадив его на брусчатку за воротами.
— Ну все. Я поеду доложусь, сообщение передам. Провожу потом тебя в кухню, поешь. Вон там конюшня, видишь? Там лошадь и заберешь, ее накормят. Ты, вот что: не говори, что я своего коня потерял, ага?