Шут
Шрифт:
'Голых мужиков не видала что ли?
– догадался Шут.
– Вот уж не подумал бы, что подобное целомудрие еще можно встретить в Чертоге? Кабы знать, что она так расстроится - не стал бы пугать нарочно...' - горничные, которых обычно посылали убирать в его комнате, сами были те еще баловницы - так и норовили состроить господину глазки. Благо, с ним это было позволительно...
От досады Шут выругался про себя, вслух уже не мог: горло огнем горело, а темные пятна окончательно заволокли весь мир - ни извиниться, ни залезть обратно сил не осталось.
'Да, и демоны с ним, с вином, кроватью и этой
– подумал он, сползая на пол. Старого вытертого ковра отчего-то не оказалось на месте, видать служанка уже успела свернуть его, чтобы снести во двор для выколачивания. Но прикосновение каменных плит показалось жаркому телу даже приятным.
– Зато здесь прохладнее...'
Шут улыбнулся и провалился в забытье.
– Экий же ты, братец, дурень...
На сей раз служанка была пожилая, сильная, что лошадь, и начисто лишенная предрассудков. Матушка Нелла почти без натуги подняла и так-то не очень большого, а тут и вовсе отощавшего Шута из кресла, где тот, очнувшись, себя обнаружил, и в два шага перенесла на чистую перестеленную кровать. Он окончательно пришел в сознание, когда женщина, придерживая его за плечи, поднесла к губам Шута глубокую деревянную чашку с порцией лечебного отвара. Не первую, судя по горьковатому привкусу трав, что стоял у него во рту. Шут со стоном сел и сделал несколько глотков, пытаясь самостоятельно ухватить чашу бессильными, как у тряпичной куклы, руками. Служанка пресекла эту глупость:
– Сиди уж...
– она крепко держала пиалу, пока та не опустела. Ее собственные ладони были теплыми и мягкими. Шут хорошо знал эту женщину, она состояла при дворе давно и работу свою по-настоящему любила, хотя сама много лет, как дослужилась до помощницы старшей горничной и могла бы уже не возиться с тряпками.
Вновь откинувшись на подушки, Шут на миг прикрыл глаза - голова его все еще была тяжела и кружилась от каждого движения. Тем не менее, он сразу заметил, что комната убрана и проветрена, ночная ваза вымыта и больше не смердит, а самого его переодели в чистую рубаху. Точно младенца или калеку какого - вот стыдоба...
'Теперь весь двор будет знать, что господин Патрик не только с виду такой хилый, но и на самом деле - ходячее недоразумение...
– Шут с тоской представил себе лица родовитых барышень Солнечного Чертога. Почти наяву услышал их ехидный звонкий смех и машинально - сказалась многолетняя привычка - тут же начал придумывать достойные ответы.
– Давай-ка, мальчик, давай, поешь теперь, - спустя какое-то время, матушка Нелла вновь возникла перед ним, прервав этот безрадостный внутренний диалог. От пышнотелой женщины вкусно пахло кухней и еще чем-то очень домашним. Она поставила на столик у изголовья поднос с простой доброй едой и села на край постели, аккуратно расправив на коленях белый передник.
– Иль тебя и кормить теперь с ложечки надо? Ну-ка, давай уже, соберись, Патрик.
Пряча глаза от неловкости, Шут осторожно сел. Жар спал, и хотя в горле все еще скребло, боль тоже почти ушла. Матушка смотрела на него с доброй усмешкой и, казалось, действительно была готова выхаживать, как младенца. В ее простом круглом лице без труда читались все пережитые горести и печали. Однако, окруженные сетью морщин, глаза остались ясными, точно годы их вовсе не коснулись.
'Наверное,
– Спасибо...
– вздохнул он еле слышно. Да, забота доброй женщины тронула Шута, но то, что его застали таким беспомощным и жалким, было ужасно... На сей раз стоило больших усилий сделать вид, будто все замечательно, 'собраться' и с дурашливой улыбкой отвесить поклон: - Вы спасли мне жизнь, прекрасная дама!
– Ишь ты! Уже паясничает!
– служанка чуть хрипловато рассмеялась, и смех этот красноречивей любых слов отразил искреннюю радость, что непутевый королевский шут больше не лежит обморочный на голом полу.
– А не больно много у тебя друзей, я погляжу, - обронила вдруг она.
'Да уж... за четыре дня никто не хватился...'
Шут, конечно, притворился, что его это мало волнует, но на самом деле, в часы болезни он не раз задавался вопросом, отчего все сложилось именно так... Отчего ни шутки, ни даже деньги не принесли ему то, в чем нуждаются и король, и распоследняя уличная нищенка...
Так что в ответ на матушкину реплику Шут лишь вздохнул и пожал плечами, удерживая на лице слегка подувядшую улыбку:
– Кто захочет дружить с дураком?
– промолвил он, не ожидая ответа на этот риторический вопрос.
Служанка подала ему ломоть хлеба и хмыкнула:
– Нет, парень... Шибко у тебя глаза умны для дурачка. А глупость вся - от того только, что подсказать некому, как жить надо.
Шут развел руками - дескать, согласен. Он уже вполне пришел в себя и с удовольствием выпил полную чашку густого бараньего бульона, а затем расправился с сыром и хлебом. Все дни до этого его рацион составляли только апельсины с яблоками, да легкое ягодное вино, которое, как и везде, являлось во дворце основным напитком. Приятно было снова ощутить вкус настоящей еды. Пугающая слабость отступила, и посуда, хвала богам, больше не норовила выпасть из пальцев. Когда он закончил трапезу, служанка собрала все чашки на поднос и, сочтя свой долг выполненным, устремилась к двери. На самом пороге она обернулась и, подбоченясь, строго сказала:
– Утром проверю как ты тут, дурень...
И, пряча улыбку, скрылась за дверью.
'Странно, только, что именно матушку Неллу послали приводить меня в чувство...
– подумал Шут. Впрочем, он не знал, кто на самом деле прибрал в его комнате и кто позаботился о нем самом. Может статься, добрая матушка только отвар да обед принесла. Мысль о том, что кроме пожилой служанки кто-то еще мог видеть его в бессознательном состоянии, не добавила Шуту радости.
Спать он больше не хотел, есть тоже. А делать что-то иное не было сил. Шут просто лежал, глядя на пыльные складки балдахина, и думал обо всем подряд. А более всего о том, как скверно валяться хворым в постели... Особенно, если никому до этого нет дела.
Так почему-то вышло, что близких друзей при дворе у него не завелось. Кроме короля, конечно. Но король - он, все-таки, король... Не ему, дураку, ровня. К тому же, Руальд Третий частенько покидал Солнечный Чертог, и тогда его любимец оказывался предоставлен самому себе, точно вольный ветер.