Шут
Шрифт:
– Ая-яй! Не хорошо лгать!
– шут погрозил королю пальцем и хотел уже протянуть салфетку Элее, но тряпица вдруг выскользнула у него из рук и упала на каменный пол.
– Ах!
– воскликнул Пат и нагнулся, чтобы поднять утерянное, однако салфетка странным образом отскочила от него в сторону. Шут вновь протянул руку, и вновь едва только его пальцы коснулись белой ткани, как та непостижимо отпрыгнула еще дальше.
– Ну держись!
– Патрик лихо гикнул и бросился в погоню за салфеткой, вот только стоило ему подкрасться к ней поближе, как беглянка всякий раз ускользала. Руальд и Элея рассмеялись, на несколько мгновений королеве показалось, что они все трое снова
– Элея, - обратился к ней муж, когда блюда с едой опустели, - у меня есть одна просьба... Тебе она покажется странной, да и Патрику тоже... Когда меня схватили, мой меч был при мне. Он и сейчас должен быть у кого-то из ваших воинов. Мне ничего не хотелось бы так сильно, как взять его в руки еще раз. Напоследок...
Она поняла.
Меч Руальда хранился не 'у кого-то', а в покоях ее отца, который был истинным ценителем красивого оружия. Когда она вернулась в его кабинет, Давиан сидел в глубоком кресле у камина и перебирал четки, глядя в огонь. Элея удивилась. Король Островов нередко предавался уединению и созерцанию, но обычно рано утором или после заката. Увидев дочь, он устало вздохнул.
– Еще вопросы, дитя?
– Нет, отец. Только просьба, - Элея ожидала, что Давиан нахмурится, но он спокойно кивнул, как будто ждал этого.
– Позволь мне взять меч Руальда.
Король посмотрел на нее с грустью и, протянув руку, снял меч с ручки кресла, где тот, как оказалось, висел.
– Я знал, что он попросит об этом, - негромко сказал отец, - Но мне будет спокойней, если рядом с ним в этот момент будут стоять стражники, а ты побудешь где-нибудь в стороне.
– Давиан вручил Элее длинный тяжелый меч в красивых ножнах. Королева чуть склонила голову в ответ - это могло означать что угодно. Она не желала давать обещаний, которые не собиралась выполнять.
Увидев свой клинок, Руальд обрадовался точно мальчишка. Он обнажил сверкающую сталь и легко сделал взмах, способный разрубить противника надвое. И пошел кружить по комнате, делая выпады и отступая, замирая и вновь нанося удары звонкой пустоте. Элея заворожено наблюдала за мужем: его движения были плавны и гармоничны, как танец. Чарующий танец смерти. Патрик же предпочел удалиться вглубь комнаты и сесть у камина. Элея и раньше замечала, что шут недолюбливает оружие, но никогда не заостряла на этом внимания и не задумывалась, отчего дело обстоит именно так.
– Э-эх!
– выдохнул Руальд, в очередной раз обрушив меч на невидимого врага. И замер вдруг, стиснув точеную рукоять... а потом швырнул меч об пол, так, что дорогая сталь жалобно зазвенела.
– Не могу!
– воскликнул он, совсем как Пат обхватывая голову руками.
– Нет! Нет... это слишком унизительно... Я же король... я король... Светлые боги, лучше бы они убили меня... Как я смогу жить с этим стыдом...
Он сел, точно подкошенный, застонал раненым зверем.
Да... Элея понимала - такое наказание для честолюбивого Руальда, и впрямь, хуже смерти. Она закусила губу. Но как можно было эту смерть допустить? Как?
Когда она осторожно сделала шаг в его сторону, король яростно выбросил вперед ладонь, останавливая ее. Другая его рука, заслоняла лицо.
– Нет! Не нужно... Не нужно слов... не нужно ничего... Пожалуйста, оставьте меня. Я должен побыть один...
Патрик встал первым. Элее показалось, он выйдет, не сказав ни слова, но у самого порога шут обернулся и тихо промолвил:
– Ваша
– он обернулся к Элее и вздохнул, не глядя ей в глаза.
– Идемте, Ваше Величество. Да меч прихватите, а то как бы ваш родитель, упаси боги, не разгневался из-за этой железяки.
Идя за шутом по коридору подземелья, Элея с тоской подумала, что никогда еще не видела его таким потухшим и обреченным.
10
Утро выдалось солнечное и такое ясное - даже не верилось, будто в этот день может случиться что-то плохое. Элея надела простое платье и сама заплела косу. Ей было почти все равно, что подумают о ней люди. Королева не хотела изображать торжествующую справедливость и желала лишь одного - чтобы это чудовищное представление поскорее закончилось. Ночью она почти не спала, а уснув, видела только кошмары.
Когда Элея вышла на главный дворцовый балкон, что возвышался над городской площадью, отец уже сидел в своем высоком резном кресле. Справа от него, как обычно, заняли свои места члены совета. Патрика она не увидела.
И вновь зазвучали патетичные слова о долге, чести и прочих благодетелях, которые оказались чужды королю Закатного Края. Элея не слушала их и даже не смотрела на распорядителя, ее взгляд был прикован к Руальду.
Король стоял на эшафоте, высоко держа свою снежную голову, и в лице его при всем желании трудно было увидеть страх или отчаяние. О да, это был Его Величество Руальд Третий во всей своей красе. Настоящий король.
Но когда лекарь подошел, чтобы заранее наложить жгут на плечо ее супруга, случилось непредвиденное - прямо на плаху, всклокоченный и дикий, выскочил Патрик...
– Остановите это!
– закричал он, бросаясь к Руальду. Едва не падая на него спиной, шут заслонил короля распростертыми руками.
– Вы не имеете права! Вы все ослепли и растеряли свою хваленую честность! Вы готовы расправиться с человеком, чья вина лишь в том, что он не уберег свой разум от помрачения!
– со своего места Элея отчетливо видела, как сотрясает шута крупная дрожь, какие совершенно безумные у него глаза.
– Вы! Добрые, справедливые, берете на себя право судить того, кто в своем недуге давно уже вверен лишь богам! И если так, если вы судите невиновного, так какая вам разница кого?! Я - заберу участь моего короля! И вы не посмеете отказать мне в этом праве! Все, что вы решили сделать с ним - делайте со мной, ибо я так же виновен, как и он, я такой же безумец!
– рывком шут закатал рукав своего дублета и рухнул на колени перед старой деревянной колодой в черных потеках высохшей крови. Элея с ужасом увидела, как он вытянул свою тонкую руку, вцепился пальцами в обгрызенный топором край чурбана.
'Нет! Это слишком! Они не могут наказать его!'
Она метнулась взглядом к отцу - Давиан медленно тяжелел лицом, пока не стал похож на страшного разъяренного вепря. Но прежде, чем он успел сказать хоть слово, Руальд в ярости схватил Патрика за шиворот и попытался отодрать от колоды.
– Пат! Демонов рогатых тебе в глотку, клятый дурак! Пошел вон отсюда! Да ты за кого меня держишь! Думаешь, я пал так низко, что буду стоять и смотреть, как тебя безвинного тут разделают?
– ворот шутовой куртки затрещал, но сам Патрик намертво вцепился в чурбан. Лицо его было белее полотнища, глаза стиснуты так, что кажется вот-вот заплачет.
– Поди вон отсюда, не нужно мне вашего милосердия!
– Руальд уперся сапогом в колоду и дернул еще раз, отодрав-таки своего 'спасителя' от деревяхи. И тогда Патрик взвыл, будто и впрямь полоумный, вцепился в Руальдов камзол, как дитя в мамкину юбку: