Шутиха-Нг-95

Динов Сергей

– Зачем ты так?

– А как? Каждый раз, как приходит твой тупой Олег, мне надо сваливать, – возмутилась Рита.

– Не кричи, пожалуйста. Олег Витальевич очень богатый человек.

– И что?

– Можно потерпеть?

– Нельзя! Надоело!

Пищание домофона прекратилось. Казалось, электронный замок сдох или устал от ссоры дочери с мамой.

– Правильно, хватит терпеть унижения! – проворчал из-за двери ряженый в Деда Мороза.

– Извини, – с волнительным придыханием проговорила Елена Николаевна, стыдливо отвела глаза от

укоризненного взгляда дочери. – Что же делать, Ритуля? Надо как-то выживать в наше чудовищное время.

– Какая ты жалкая, ма! Нельзя так унижаться! – негромко, но внушительно сказала Рита.

– А как можно? По-другому не получается, – прошептала Елена Николаевна. – Не уходи, Ритуля, давай поужинаем, потом… Я прошу. В последний раз, обещаю…

– Простите-извините, – выглянул из-за двери Ряженый, пытаясь встрять в разговор, но женщина прикрыла за собой дверь, возвращаясь в подъезд вместе с дочерью.

Ряженый вновь оказался перед закрытой дверью. Не успел он отвернуться в сторону двора в расстройстве, как дверь резко распахнулась, сталкивая «деда» со ступенек вместе с праздничным мешком. Из подъезда вывалились мальчишки, не обращая внимания на Деда Мороза, резво унеслись во двор к снеговикам и разваленной снежной крепости. Пока Ряженый приходил в себя после удара в плечо, металлическая дверь вновь прикрылась пружинным «доводчиком».

– Детки! – крикну Ряженый. – Откройте! Помогите дедушке!

– Да пошёл ты! – откликнулись мальчишки.

– Никакого уважения к старшим…

Ряженый обреченно повздыхал, набрал на панели домофона номер следующей по списку квартиры. После недолгой трели и шороха снимаемой трубки прозвучал скрипучий детский голосок:

– Кто тама?

– Родители дома? – хрипло спросил Дед Мороз.

– А ты кто?

Ряженый распрямил спину возмущённо, вновь склонился перед домофоном и с достоинством бывалого обходчика ответил:

– Аллё, детка, я – Дед Мороз.

– Дедов Морозов не бувает, – заявили детским голоском.

– Деточка, – потерял терпение Ряженый, – выгляни в окошко. Дедушка помашет ручкой в варежке, спляшет «камаринскую» вприсядку, попрыгает по сугробам. В красном халатике, валенках, красном колпаке на ватном меху, хорошенький такой! Весёленький! – импровизировал «дед». – Открой, будь другом.

– Снегурочка есть?

– Нет.

– Уходи. Ты – не Дед Мороз.

– А кто?

– Ты – плохой, злой человек, – ответили тоненьким голоском.

Домофон щёлкнул и смолк.

– Я – злой, – попыхтел Ряженый. – Да, я – злой! Плохой, вредный! Тридцать первое число, а у меня ни в одном глазу! Хожу как последний… последнее Му!..

Он пихнул валенком мешок. Жалобно звякнуло в коробках стекло. Ряженый испуганно заглянул через горловину мешка внутрь, осторожно перебрал содержимое. После бульканий жидкости, узнаваемого хруста огурца, физиономия Ряженого, с перекошенной ватной бородой, вынырнула из распахнутой настежь горловины мешка вполне умиротворенная. «Дед» вольготно уселся на ступени крыльца,

собираясь ждать «до победного».

В подъезде ближайшего к кафе дома сидели на корточках в уголке на промежуточной площадке между первым и вторым этажами Сэра и Киса, расковыривали пирожки на газетке с заголовком «Известия». Разломленные половинки откладывали в сторону, найденные монеты очищали от налипшего теста, капусты и мяса, подолгу рассматривали. Сэра подбросила на ладошке советский серебряный рубль двадцатых годов и три полтинника.

– С лысым тож старинная деньга? – спросил Киса, когда вынул из последнего пирожка юбилейный рубль с изображением «вождя мирового пролетариата».

– Не. 1970 год, – разочарованно проворчала Сэра. – Рублей за сто, за двести можно сдать.

– Одну? – тихо воскликнул Киса. – Классно! Надо ещё пирожков накупить! Тыщ-щу! И в каждом – серебряк!

– Отвернись, – попросила Сэра.

– Че эт отвернись?

– Отвернись, – потребовала Сэра.

– Пажа-алте, – Киса спустился вниз по лестнице на один марш. – Пойду, денег стырю у лохов.

Девочка сделала вид, что оправляла одежду, на самом деле из-под подола вынула грязный узелок из носового платка, развязала узелки, вынула свёрнутые трубочкой денежные купюры.

– Киса, погоди, – позвала она. – Пойдём ещё пирожки купим.

У подъезда «сталинского» дома прозвучал долгожданный сигнал магнитного замка двери. Дверь приоткрылась. Ряженый поднялся со ступеней, раскланялся в знак благодарности.

– Ой как! Вырядился-то! Годы – в лысину, чёрт – на шею! Попугай старый! – при виде Ряженого пробухтела грузная тётя базарного вида с большими торговыми сумками наперевес. На всякий случай, она отступили обратно в подъезд, опасаясь за товар в сумках.

Ряженый, не спеша, вошёл в подъезд.

– И вас – с Наступающим! – прохрипел он шутливо, почувствовав, что тётя тоже изрядно напробовалась спиртного, на праздник глядя. «Дед» наступал, напирал на тётю, отодвигая её к галерее почтовых ящиков.

– Куда прёшься, клоун? – возмутилась тётя.

– Краденое скупаем?! – прорычал Ряженый. – Распродаём втридорога? Спекуляция?! – и шутливо представился. – Налоговая инспекция! Старший инспектор Клаус.

– Чего эт? Живёте здеся?! – растерянно спросила тётя.

– А вы? – прохрипел Ряженый. – Живёте… как можете?

– А вы? – настаивала тётя.

– Мы-то здесь подарки разносим. Пускать не хотят. Последний подъезд остался. А жильцов в квартирах нет. Грабь – не хочу! Кому подарки отдавать? – Ряженый указал красной варежкой на почтовый ящик с номером «127». – Какой этаж?

– А я знаю?! – возмутилась тётя.

– А кто знает?

– Дай пройти!

– Проходи! – игриво препирался Ряженый, топтался перед тётей, специально не пропускает её, согревался. – Если Мороз – красный, это не значит, что он круглый. Но не знать, если живёте, на каком этаже, какой номер, – нехорошо. Плохо. А если пожар? Срочная эвакуация? Или учебная тревога?