Шутиха
Шрифт:
Она еще не знала, что человек, минутой раньше поинтересовавшийся у Зеленого, как ему найти некую Шаповал Г. Б., лелеет в боковом кармане пиджака “корочку” Союза журналистов, а на поясе — потайную кобуру с револьвером, стреляющим резиновыми пулями.
Ношение какового разрешалось членам СЖ по закону.
Ибо слишком часто рисковали и подвергались.
Честно говоря, тут мы дали промашку. Слегка отвлеклись. Лица мы, конечно, Третьи, с нас и спрос невелик, но к лицам в придачу имеем еще кое-что. Желудки, например. Ну, сбегали за пивом, взяли два “Магната”, по пакету чипсов с перцем. Думали прямо на улице, возле “Фефелы”,
Заложи в трубку, пуляй по затылкам.
Короче, слиняли мы в кафешку. Отдышались, “Магнатом” сердце прополоскали, чипсом хрустнули. Еще по одной взяли. Минут через двадцать вернулись в “Фефелу”, поднялись наверх, а там, прямо в коридоре, театр.
Вот такой примерно.
Г а л и н а (нервно расхаживая из конца в конец, потрясая свернутым в трубочку “Лагерем свободы”),
Вот! Вот что вы пишете! Акулы сельдевые! Барракуды пера! Скоты электрические! Унизить, оплевать, лишь бы тираж!., лишь бы...
Ж у р н а л и с т
Ну что вы, право... Меня однажды ваши коллеги, как сейчас принято говорить, на бабки накрыли. Мы в “Блице” печатали “Мессалину”, журнал для мужчин, вот их корректор и обмишулился: в рекламу колдуна-костоправа Викентия влепил “заболевания порно-двигательного аппарата”... Лечу, мол, наложением рук. Я же на этом основании вас не обвиняю? Не кричу, что все вы одним миром, и так далее?!
Он обаятелен. Есть такое обаяние: неброское, уютное. Стройный джентльмен в костюме темно-песочного цвета, галстук с вышивкой, в манжетах сорочки — запонки с камнями. Кажется, топазы: в тон костюму. Дорогой “Паркер” поблескивает в нагрудном кармане. И улыбка. На такую улыбку женщины и чиновники откликаются инстинктивно. Лет ему около сорока.
Г а л и н а (стихая)
Извините. Только не буду я вам никакого интервью давать. Может быть, вы и впрямь честный человек. Может, на самом деле хотите про “Фефелу”, в аналитическом обзоре рынка полиграфии. А про шута спросили просто так, из любопытства. Все может быть. Знаете, я очень устала в последние дни. Очень.
Ж у р н а л и с т
Я понимаю вас. Говорят, магнитные бури. В отпуск не собираетесь?
Г а л и н а
Собираюсь. В августе.
Ж у р н а л и с т
Не надо мне никакого интервью. Ни одно интервью не стоит гнева красивой женщины. Видите, я заговорил почти как Достоевский. Возьму общие данные, скомбинирую. Похоже, вас сильно достали с этим шутом?
Г а л и н а
Похоже. Знаете, я даже начала к нему привыкать. Если бы не эти шакалы... во дворе, в газете...
Ж у р н а л и с т
Хотите, я угощу вас чашечкой кофе? Обеденный перерыв вы себе позволяете?
Г а л
Как вас зовут?
Ж у р н а л и с т
Игнат. Если угодно, Игнат Робертович. А как вас зовут, я знаю. Заранее справился.
Галина Борисовна внимательно смотрит на него. У нее что-то со зрением. Кажется, что костюм песочного цвета исчез. Вместо костюма собеседник облачен в сутану иезуита, на макушке выбрита тонзура, а вся фигура выражает спокойное ожидание заранее намеченного результата.
Вокруг — падугами, светом прожекторов, рампой и бархатом занавеса — колышется связь времен. И еще: в кулисах, соткана из пыли и сумерек, ждет внимательная худая старуха.
Г а л и н а (плохо понимая, что говорит).
Отец Игнатий! Не вы ли сказали: “Здоровье не лучше болезни, богатство не лучше нищеты, почести не лучше унижения, долгая жизнь не лучше короткой. Лучше то, что ведет и приводит к цели”. Действительно ли цель оправдывает средства, мой генерал?!
Ж у р н а л и с т (вздрогнув, настойчиво). Так мы выпьем кофе? Я знаю неподалеку чудесное местечко.
Г а л и н а (выныривая из видения, забыв о своих предыдущих словах, произнесенных столь же странно, сколь и естественно).
Да. Обождите, Игнат Робертович, я предупрежу Зеленого...
Вечер, валяясь в ногах теплым ковриком, клятвенно обещал быть семейным. Иначе, под настроение, быть бы вечеру поротым на конюшне. До темноты оставался час, если не больше, но Настя специально задернула шторы и включила любимый светильник: формой он напоминал объевшийся уфологами НЛО. Мягкий зеленоватый свет чудесно подходил к обстановке: по бокалу мартини, хорошая сигарета, “неоклассика” тихо льется из колонок, расслабленная, ни к чему не обязывающая беседа в “малом кругу”, пока глаза не начнут слипаться. И шута нет. Выходной у него. Раньше утра не объявится. Нет, это просто праздник какой-то!
“А теперь верните козу обратно в загон”, — сказал мудрый раввин.
Трель дверного “соловья” столь гармонично вплелась в рулады “Secret Garden”, что расслышать звонок могла лишь Настька с ее музыкальным слухом.
— Мам, мы ведь никого не хотим видеть? Сейчас отошью!
— Здравствуйте, то ись, — всплыл в прихожей густой баритон с казенными нотками. Словно овсяный кисель с комьями. — Честь имею: ваш участковый, Семиняньен Валерьян Фомич. А вы — Горшко Настасья Игоревна?
— Ага... здрасте...
— Вы — ответственная квартиросъемщица?
— Нет, я — безответственная. С пропиской.
— Жалобы на вас поступают, Настасья Игоревна. От жильцов то ись. На вас и на этого вашего...
— Мужа? — невинно подсказала Настя.
— Шута, — со вздохом согласился участковый. — Живет без прописки, форма одежды вызывающая, поведение возмутительное. Утром якобы спровоцировал избиение пенсионера Берловича. А вы, то ись, этому безобразию попустительствуете.
Прекрасно слыша разговор, Галина Борисовна отчетливо представляла развитие ситуации. Настю, убежденную противницу насилия над собой, любимой, хлебом не корми — дай с кем-нибудь пособачиться. А за любимого Пьеро она служебной овчарке глотку перегрызет. Каково же было удивление материнских сил поддержки, когда из коридора брызнуло ангельским меццо-сопрано: