Шутить и говорить я начала одновременно
Шрифт:
Гранда играл низкорослый паренёк, со всех сторон обложенный подушками, а молодого человека — высокий тощий парень с торчащими коленками и локтями, чем-то напоминавший мне Раздрыгу из Лонска. У парня были огромные, совершенно круглые глаза и потрясающие способности комика. Из-за него я чуть было не сорвала представление.
Стою я, значит, лицом к зрительному залу на краешке сцены и декламирую свой текст. О том же, что происходит на сцене, узнаю по звукам. Гранд сопит и шваркает троном, дочь растёт, вздыхая и охая (изображалось это следующим образом: она сначала сидит на корточках посередине сцены за занавеской, которую растягивают перед ней две девушки, и постепенно поднимается, высовываясь над занавеской, потом взбирается на табуретку, достигая почти двухметрового роста), молодой человек
Итак, после моих слов: «Берегись, пришелец дерзкий» и т. д. я ожидала звона клинков, а у меня за спиной царила мёртвая тишина. Зато в «зрительном зале» начал постепенно нарастать какой-то глухой шум. Прежде чем зрители принялись выть и стонать от смеха, я обернулась и узрела сцену, которую трудно описать.
Костлявый претендент на руку грандувны, с глазами как два чёрных блюдца, трясясь от страха на полусогнутых тощих ножках, громко лязгая зубами, медленно описывал по сцене круг, а впавший в ярость гранд с выражением величайшего презрения на лице колол его своим деревянным клинком в оттопыренную часть тела.
К счастью, зрители уже валились от смеха со скамеек, что дало мне время, отсмеявшись, взять себя в руки и благополучно дочитать текст. Грандувна слетела с табуретки, битва закончилась, на три неподвижных тела набросили покрывала, и, путаясь в них, три героя, уже в виде призраков, покинули сцену.
Не стану описывать других постановок, но уверяю, они были не хуже, причём героинь и всяких королевских дочек обычно играла некая Эва, совершенно очаровательная пятнадцатилетняя идиотка, природная глупость которой никак не сказывалась на исполняемых ею образах. Красавцев королевичей играл Збышек. Однажды он даже раздобыл белого коня, на котором прибывал в королевский замок. Взял покрашенный в белый цвет железный шест и привязал к нему свой башмак. Развернувшись на сцене, он так заехал своей конягой мне по ноге, что я неделю хромала.
Костюмы и реквизит мы изготовляли сами, проявляя недюжинную изобретательность. Рыцарские доспехи, например, склеили из серебряной бумаги, а волосы принцессе сделали из морской травы.
Однажды мы дали представление специально для воинских частей, размещавшихся поблизости, и следует признать, что солдаты были очень благодарными зрителями. Все, как один, плакали от смеха.
Когда закончилось наше пребывание в Мельне и лагерь отбывал в Катовицы, нас провожало не только все Мельно и жители окрестностей, но, думаю, все польское побережье Балтийского моря. Последний спектакль мы уже устроили на перроне вокзала. «Прощайте, дорогие» пели с нами вместе собравшиеся, некоторые даже со слезами на глазах, теперь уже не от смеха.
Кормили нас в лагере великолепно, это именно там кухарка так прекрасно готовила молодую капусту, которую я позже пыталась приготовить собственными силами и о которой писала в "Версии про запас ".
И ещё. Именно в том лагере я первый раз в жизни пошла на романтическое ночное свидание со своим воздыхателем. Ночь, море, луна… Воздыхателем и дополнительным объектом к морю и луне был парень, выведенный мною впоследствии в образе Богуся в «Жизни как жизнь».Он только что получил аттестат зрелости и собирался учиться на врача. Настоящее его имя было Стефан. Романтическое свидание оказалось нарушено самым грубым прозаическим образом. В те времена морское побережье охраняли наши пограничники, и ночной патруль засёк нас, когда мы со Стефаном целовались в плетёной кабинке. К поцелуям я уже относилась не так, как год назад. Вдруг вблизи заскрипел песок под чьими-то ногами. При мысли, что это может быть мать или Люцина, мне стало плохо, поэтому, увидев пограничника, я готова была броситься ему на шею. Молодой пограничник проявил понимание, не стал особенно свирепствовать, только погнал нас с пляжа. Тем не менее весть о моем нарушении правил поведения каким-то образом разошлась по лагерю, и звеньевая сделала мне замечание, что меня вовсе не огорчило. Я знала —
Это в те дни я услышала очень оригинальный комплимент. С каким-то парнем мы плыли в байдарке, я гребла, он сидел сзади.
— Красиво у тебя лопатки ходят! — в полном восторге сказал он.
Честно говоря, в лагере я выглядела как чучело, найти во мне что-либо красивое было нелегко. Хорошо, хоть лопатки…
( А сразу после каникул…)
А сразу после каникул я совершила непростительную глупость — раз в жизни поступила разумно. Простить себе этого не могу! Уже в сентябре, после начала учебного года, в Катовицах устроили большой костёр, вроде как неофициальное завершение того самого летнего лагеря. Нас пригласили на него, а денег у меня не было. Ещё не начались занятия, поэтому я не могла заработать, давая уроки отстающим ученикам, как это делала в предыдущие годы. К тому же надо было отпрашиваться из школы на целых три дня, не знаю почему мне показалось это нежелательным в начале последнего школьного года, ну я и решила проявить благоразумие и отказаться от поездки, хотя поехать очень хотелось.
Долго потом я не могла простить себе такой глупости, тем более когда выяснилось, что расходы на поездку собиралась оплатить Люцина, так что отпадало главное препятствие, но узнала я об этом поздно.
А на костре было чудесно! Уже на перроне коленопреклонённый Збышек вручил Лильке букет цветов, все спрашивали обо мне и Янке, некому было вести конферанс и вообще я безвозвратно потеряла возможность ещё раз окунуться в волны счастья.
И тогда я дала себе страшную клятву: в жизни больше не буду руководствоваться рассудком. Кажется мне, эту клятву я сдержала…
( Последний год учёбы в школе…)
Последний год учёбы в школе отличался событиями личного характера, но о них я намерена поговорить в следующем томе своих мемуаров. Нет, не подумайте чего, я вовсе не настроена увильнуть, напротив, с каким-то мазохистским наслаждением собираюсь подробно развернуть эту тему, просто она достаточно протяженна и было бы ошибкой разбивать её на куски. Войдёт она в мою автобиографию и потянется за мной уже на всю жизнь, как пыль за солдатским строем. Возможно, для кое-кого она даже окажется и поучительной, по принципу: учитесь на чужих ошибках, всех своих все равно не успеете совершить.
Пока же мне хотелось бы покончить с детством, а я вижу, что в этом важнейшем периоде человеческой жизни я упустила несколько весьма существенных моментов. Например, рыбу.
Просто чудо, что однажды я за какого-то карпа не расплатилась собственной жизнью. Предупреждаю, сейчас забегу вперёд.
Всем известно, как трудно было достать рыбу к Рождеству, долгие годы это составляло проблему. Изощрялись кто как мог: раздобывали рыбу по блату, крали из пруда в Лазенках, прибегали ко всевозможным фортелям, а преимущественно отстаивали длиннющие хвосты в магазинах. Лично я стояла раза два, зато по нескольку часов, а в основном это делала Люцина. Во-первых, она обожала рыбу, во-вторых, обожала вносить в мрачную угрюмость очередей разнообразие и веселье, что ей неоднократно удавалось.
В шестьдесят девятом году я вернулась из Копенгагена. Двадцать девять часов провела я за рулём автомашины, продираясь сквозь снежные заносы, теряя управление на обледенелых шоссе, и к Сочельнику полуживая добралась до Варшавы, решив по дороге заглянуть к родителям, поцеловать их и прямиком отправляться к себе — отсыпаться. В распрекрасную рождественскую погодку — снег с дождём или дождь со снегом, колёса разъезжаются в жидкой грязи на варшавской мостовой, темно, хоть глаз выколи — из последних сил добралась я до родительского дома, утешая себя мыслью, что ещё через три минуты буду у себя, только покажусь им, пусть убедятся, что я живая и здоровая. Не тут-то было! Мать немедленно велела мне отправляться в Грохув, на другой конец Варшавы, где отцу по блату обещали рыбу. А разве рождественский стол может быть без рыбы?