Шутка с ядом пополам

Авророва Александра

— Не знаю, — мрачно вздохнула ее подруга. — Надеюсь, не имеет. Бедная Кристинка! А я еще вчера удивилась. Она, конечно, должна меня недолюбливать, но не настолько, чтобы поразить Игоря Витальевича. А теперь все ясно.

— Да что тебе ясно?

— Помнишь, я рассказывала… ну, про тот разговор в лаборатории… на дне рождения, когда я ушла за перегородку, и туда пришел Володя?

— Конечно. И что?

— Ты еще спрашивала, могла ли его слышать Аня. А его слышала Кристинка.

Это почти наверняка.

— Почему

ты так уверена?

— Ну… потому что у нас с Володей давно ничего не было, даже намека не было, а про прошлое Кристинке знать неоткуда. Знали только те, кто в те годы был близок к Володе. Панин, Некипелов. Да, еще Аня и Лидия Петровна. Никто из них просветить Кристинку не мог. Вика прокрутила в мозгу пресловутый разговор в лаборатории и пожала плечами.

— Ну, пусть подслушала. Там, по-моему, ничего такого не было. Нет, было что-то про Кристину не очень приятное, но не так, чтобы… — Я рассказала вам не до конца, — неохотно откликнулась Марина.—

Думала, остальное не имеет значения. Но, раз так пришлось… снявши голову, по волосам не плачут…

Она опустила глаза, припоминая. Всплыли обрывки фраз, за которые стало стыдно. Если б знать тогда, что девочка это слышит…

— То есть ты бросаешься подобными заявлениями, чтобы мы все не ссорились между собой, а дружно утешали тебя? А ты подумал, что та же Кристинка по молодости примет это по-настоящему близко к сердцу?

— А мне и нужно, — задумчиво произнес Бекетов, — чтобы она приняла это близко к сердцу. Надеюсь, это заставит ее действовать.

— Неужели есть что-то, на что она для тебя еще не готова? — иронически спросила Марина.

— Она слишком романтическая девочка, а моя Анюта слишком привыкла подавлять самолюбие. Боюсь, даже если я заведу гарем, она не сочтет это достойным поводом для того, чтобы меня бросить.

— Значит, решил выгнать Аню ради Кристинки?

— Обижаешь, Мариша! — весело возмутился Бекетов. — Я ни разу не выгонял женщину из своего дома, а в моем возрасте поздно менять привычки. Предпочитаю, чтобы дамы уходили сами.

— Не вижу связи…

— Очень просто. Кристинка вбила себе в голову, что должна проявить благородство и не разрушать семью. Ей, понимаешь ли, достаточно моей любви, проза жизни пусть достается Ане. При подобном поведении Аня может делать вид, что не воспринимает наши отношения всерьез. А теперь Кристинка в ужасе: я, оказывается, считаю себя стариком и размышляю о смерти. Почему? Да потому, что живу с постылой старухой. Юные особы, они склонны судить весьма категорично. Значит, надо срочно меня спасать. Пускай попортит Ане нервы, это обеим пойдет на пользу.

— Все равно не понимаю, — упорствовала Марина. — Почему бы тебе прямо не объяснить Кристинке, чего от нее хочешь?

— То есть сказать ей: «Детка, я не люблю склок, поэтому обязанность

довести Анюту до нужной кондиции возьмешь на себя ты»? Жаль лишать девочку иллюзий. К тому же она много о себе возомнит, а мне это ни к чему. И еще, теперь уже до конца.

— Мой роман с Кристинкой объясняется идиотским желанием хоть на короткое время стать моложе, чем я есть. Кристинка чем-то похожа на тебя, какой ты была когда-то. Я часто вспоминаю то время. Очередной признак старости — оглядываться назад, а не смотреть вперед.

— Почему бы и не оглянуться? Тебе можно только позавидовать. Иногда мне кажется, — Марина задумчиво улыбнулась, — наверное, ты — единственный человек, кому никогда и ни в чем не пришлось себя ломать. Удивительно!

— А ты? Если б ты это умела, все у нас пошло бы по-другому. Но ты не умеешь и даже не пытаешься.

— Возможно, но мне приходится за это платить. В личной жизни — одиночеством. В работе — мизерной зарплатой и конфликтами с начальством. В литературе — проблемами с издателями. А ты, не ломая себя, имеешь все, что тебе нужно.

— Женщине всегда приходится платить за то, что мужчинам дается бесплатно, — спокойно сообщил Бекетов.

— В таком случае остается надеяться, — сама не зная, язвит или серьезна, заметила Марина, — что Кристинка умеет поступиться собой, не слишком при этом страдая.

— Ну, за нее можешь не беспокоиться. У нынешнего поколения нет такого понятия, как чувство собственного достоинства. Зато она по-детски ревнива, так что при необходимости повод для расставания найти будет несложно.

— А ты уже обеспечиваешь себе тылы?

— Ну, Мариша, — Володя улыбнулся, — не считаешь же ты всерьез, что я долго проживу с девочкой моложе меня на тридцать два года. Или что она долго проживет со мной. Это у нее сейчас пора иллюзий, но пора эта быстро закончится.

— И, рассуждая так, ты морочишь девчонке голову! — разъярилась Марина. В глазах у нее потемнело от гнева. — А то, что ты можешь навсегда испортить ей жизнь, для тебя ерунда! Я понимаю, жизнь женщины — это не то, с чем надо считаться. Мы же неполноценные существа, наши чувства ничего не стоят. «Пускай она поплачет — ей ничего не значит», так?

— Только не ты, — вдруг прервал ее Бекетов и крепко прижал к себе. — Любая из них, но не ты. Ты другая. Единственная другая за всю мою жизнь.

Марина почувствовала, что у нее подгибается коленки. Она и забыла, как сводят с ума поцелуи этого человека, какие у него нежные, сильные руки, как в единый миг все остальное на земле становится неважным, даже несуществующим, остается только он…

— А я рада, — заявила Вика, поняв, что продолжения не будет. — Это очень даже хорошо, что ты повела себя, как нормальная, гормонально здоровая баба. По крайней мере, переспала с ним напоследок.