Шутки старых дев
Шрифт:
– Что нам делать? – взвыла Инка. – Я спать при ней не буду. Кто ее знает, что у нее на уме. Скажи мне, куда она отправилась? Сейчас уже полночь, и мы не на Бродвее. Что она собирается делать всю ночь в лесу? И откуда она вообще тут взялась? Еще с утра ее не было.
– Все течет, все изменяется, – пробормотала я, как мне казалось, весьма подходящее к случаю.
Инка так не считала. Она в испуге уставилась на меня и простонала:
– Как, и ты тоже?
Ночь мы поделили на несколько дежурств. В противном случае Инка грозилась уйти спать к Лешке. Решив, что на острове все к нам были в общем-то,
«Если сделает еще два шага, то я закричу так, что весь монастырь на ноги вскочит, – поклялась я про себя. – Пусть знают, как подселять к нам неведомо кого».
Тетка тем временем подошла к вешалке, которая стояла возле моей кровати, и пристроила на нее свой плащ. После этого улеглась в постель и захрапела. Я же спать уже больше не хотела. Напротив, мне хотелось вскочить и смыться подальше. Но до утра я все-таки выдержала. Утром мы с Инкой появились на завтраке самыми первыми. Лешка, которого теперь будили сразу несколько монахов, живших в соседних кельях, тоже присутствовал.
– Вы не представляете, как ужасно я провел ночь, – пожаловался он. – Не успели вы уйти, как ко мне подселили какого-то охотника из Карелии. Просто кошмар. Поймите меня правильно, я не хочу сказать, что все охотники так пахнут, я хочу думать, что мой являет собой редкое исключение. Но я не понимаю, почему это исключение досталось именно мне и чего ради я должен его терпеть. Я ему намекнул, что носки иногда надо стирать, а он мне в ответ засмеялся и заявил, что зверь ему дороже носков, а в чистых носках он еще ни разу не поймал ничего крупней зайца.
– И кого он собирается ловить здесь? – удивилась Инка. – Тут же даже змеи не водятся.
– Жуткий тип, – продолжал Лешка, полностью погруженный в свои переживания. – Совершенно не похож на... Вспомнил! – неожиданно завопил он на всю трапезную так, что у завтракающих попадали из рук ложки. Хорошо еще, их было немного по случаю раннего часа (рук, понятно, а не ложек).
– Что ты вспомнил? – лениво поинтересовалась Инка. – И сделай милость, не ори так громко.
– Вспомнил, где я видел вашего Яна, – послушно понизив голос до едва слышного шепота, произнес Лешка.
– Что же ты еле шепчешь? – возмутилась Инка. – Говори громче.
– Ну вот... – обиделся Лешка. – То не кричи, то не шепчи. На вас, девушка, не угодишь.
И уткнулся в свою тарелку.
– Лешенька, – заюлила я, испугавшись, что он сейчас все снова позабудет, – Лешенька, будь умницей... Где ты видел Яна?
Лешка еще немного подулся и подул на кашу. Потом снизошел до нас, грешных, и ответил:
– У Светки есть семейный альбом с фотографиями. Как-то раз я был у них дома, Света
– Ничего необычного в этом нет, – поспешно заверила я его. – Что же случилось дальше?
– Так ничего и не случилось, – с грустью поведал Лешка. – Потому что ее родители неожиданно вернулись с дачи, и нам пришлось сделать вид, что мы рассматриваем альбом с семейными фотографиями, он тут же валялся, на диване.
Лешка подозрительно покосился на нас, подозревая, что мы начнем сейчас читать ему мораль: мол, валяться на диванах с девушками, которых не одобряет его мама, не просто стыдно, а даже преступно – и особенно теперь, когда ее нет с нами. Но так как мы ничего подобного не сказали, то он встрепенулся и продолжил:
– Там, собственно, были не только фотографии их семьи, там все было вперемешку. Я не очень внимательно смотрел, так как боялся, что Светины родители захотят поговорить со мной о нашем с ней будущем. Так и случилось, но, правда, не сразу. Да это неважно, так как я все равно ничем их не порадовал.
– Если неважно, то и не рассказывай, – встряла Инка и чуть не загубила все дело.
Леша в возмущении воззрился на ту, которая осмелилась его перебить, когда он только начал раскрывать свою душу. Потом решил, что не всем же быть такими тонкими и чувствительными натурами, как он, и продолжил:
– Так вот, пока я ждал этого разговора, то мельком видел: в альбоме собраны и школьные фотографии Светланы, и фотографии друзей, и фотографии ее родственников, которые еще живы, и тех, которые уже умерли. В общем, полный винегрет. У нас дома такого никогда не было, – с осуждением заметил он. – Мама бы не позволила. И там, среди фотографий, я и видел вашего Яна. Поэтому он мне показался знакомым.
Я посмотрела на Инку – и прямо-таки всей кожей почувствовала, как она разделяет Лешино негодование по поводу того, что некоторые хранят семейные фотографии вместе с фотографиями почти посторонних людей.
– И что бы ей не разделить их по разным альбомам?! – выплеснула свое возмущение Инка, когда мы вышли из трапезной. – Мы бы сейчас не мучились.
– Можно спросить у Яна, кем он приходится невесте сына женщины, которую пытался убить, – предложила я.
– Да-да, спроси, – с издевкой в голосе сказала Инка. – Он сразу тебе и выложит. И к тому же я не видела его со вчерашнего вечера.
– Но в любом случае... Раз его фотография лежит у нее в альбоме, значит, они как-то связаны.
– Ничего это не значит, – возмутилась Инка. – Знаешь, сколько у меня фотографий людей, с которыми меня больше ничего не связывает? Если бы я их все хранила, то у меня альбомов бы не хватило.
– Видишь, а она ее хранит, значит, он ей еще дорог, – подхватила я.
– Нет, не значит, – снова возмутилась Инка, которая после тревожной ночи была в скверном настроении и все видела в мрачных тонах. – У меня просто круг общения очень велик, поэтому фотографий и много. А она – домашняя девочка, может быть, фотографий у нее не очень много, поэтому избавляться от старых нет никакой необходимости. Лежат себе и лежат, есть не просят.
– Чушь ты несешь, – заявила я ей. – Тебе просто не хочется, чтобы Ян снова оказался под подозрением. Ты в него влюбилась.