Шутки в сторону
Шрифт:
Но она не вспылила, а только спросила:
— Почему я? У нас и кроме меня найдутся люди, которые выполнят эту работу с удовольствием.
— Я начальник, мне виднее. — Петрович отвел взгляд.
Старая песенка: я начальник — ты дурак, подумала Светлана. Нет, сегодня ее нежные ностальгические чувства были безжалостно обмануты. Петрович на ее глазах превращался из романтического героя Джека Лондона в скучного функционера. Воспоминания о запретном вкусе его поцелуев окончательно выветрились из ее белокурой головки, загруженной долгосрочными и чрезвычайными
— До чего ты все-таки дремучая и аполитичная, Коноплева, — укорял ее Петрович. — Тебя должна интересовать не фирма «Квик», а ее владелец, некий Костецкий, который выставляет свою кандидатуру на предстоящие выборы мэра и, по мнению аналитиков, имеет очень высокие шансы. Так что это не обычный заказной материал, а начало предвыборной кампании. Ферштейн?
Ферштейн, ферштейн, до такой степени ферштейн, что можно даже догадаться, кто же эти загадочные «аналитики». Наверняка сам Петрович. Впрочем, нюх его, кажется, еще ни разу не подводил.
— Это все? Я могу идти? — осведомилась она официально.
— Ты торопишься? — Басистый голос Петровича неожиданно дрогнул. — А то рассказала бы, как жизнь?
— 3-замечательно.
— Рад за тебя, а тут, понимаешь, совсем текучка заела. Типография требует срочно заплатить за прошлый месяц, а где взять деньги, когда на нашем счету ни копейки? Вот сиди и ломай голову.
Жалостливая исповедь Петровича имела под собой серьезные основания, но вряд ли могла сколько-нибудь серьезно изменить систему Светланиных взглядов на жизнь, именуемую в просторечии мировоззрением.
Тут застенчиво защебетал редакторский сотовый соловей — Светлана могла поклясться, что еще неделю назад у него не было столь дорогой игрушки.
— Слушаю!
И через секунду снова с надрывом:
— Да знаю я, знаю. Жалуйтесь, это ваше право…
Уже за дверью Светлана расслышала:
— И в суд подавайте, мы не боимся…
На самом деле суда он боялся и почти на каждой планерке напоминал:
— Никаких непроверенных фактов, а то по судам затаскают!
Виктор Барсуков, известный широкому читателю в качестве В. Очевидцева, сегодня блистал, как бенефициант, а все так называемые «творческие работники» газеты внимали ему с открытыми ртами и развешенными ушами. Сие могло означать только одно: Виктор, будучи корреспондентом отдела происшествий, принес на хвосте очередную душераздирающую историю из серии «Куча костей и лужа крови». Уж что-что, а расписать страсти-мордасти, посмаковать подробности, остудить кровь в жилах доверчивых читателей он умел.
Светлана в припадке черной меланхолии иногда ему завидовала: вот уж кому не приходилось днями носиться по городу или висеть на телефоне, чтобы добыть интересную информацию. Его криминальная колонка и без того всегда пестрела свежими новостями о взрывах, убийствах, изнасилованиях и ограблениях. И все это с пылу, с жару, потому и пользуется неизменным спросом у обывателей, которые, вырабатывая повышенную
— Ну что, бандюги опять позаботились о твоем гонораре? — обронила Светлана, садясь за свой стол.
Она злилась из-за того, что по милости редактора запланированные на сегодня дела летели в тартарары.
Но Барсукова трудно обидеть, он только хмыкнул и продолжил рассказ, прерванный на самом интригующем месте:
— …И вот охранник падает убитый, а Котов начинает отстреливаться из «Калашникова». Представляете себе, одного киллера убил, другого ранил, будучи сам тяжелораненным… Если бы «скорая» приехала пораньше, его бы спасли, а так скончался по дороге в больницу от большой потери крови.
В голосе Барсукова слышалось явное сочувствие погибшему.
— И кто же был этот отважный Котов?
— Темнота. — Барсуков смерил Светлану притворно-презрительным взглядом. — Котов был королем бензоколонок, контролировал бензиновый бизнес.
Все ясно — мафиози. Что ж, красивая жизнь обычно бывает короткой. Светлана меланхолично собирала сумку: бросила туда диктофон, пару кассет, батарейки, блокнот и ручку. Ею овладело неистребимое желание перенести на кого-то другого свое недовольство незадавшимся днем, и Очевидцев представлялся для этого весьма подходящей кандидатурой.
— Опять прокукарекаешь про гангстерские разборки, а когда будут результаты расследования? Когда ты, наконец, сообщишь читателям о том, что предпринимает доблестная милиция, если, конечно, она вообще что-нибудь предпринимает?
Она шпарила, что называется, по писаному: полтора месяца назад, воспользовавшись отсутствием Барсукова, находившегося в отпуске, она написала статью, в которой вонзила в местную милицию не просто изрядное количество шпилек, а целый парикмахерский набор. Больше всего доблестных стражей правопорядка тогда поразил тот факт, что произошло это незадолго до их профессионального праздника, и то, что она назвала доблестные органы «статистическим бюро, занимающимся исключительно учетом совершенных преступлений, а не их раскрытием и предотвращением».
— Да ты хоть знаешь, в каких они условиях работают! — Похоже, она-таки достала Барсукова, что, впрочем, неудивительно: он же сам отставной спецназовец, лет десять отслужил, потом работал охранником в какой-то частной фирме. — Бандюги, о которых ты говоришь, по своей технической оснащенности милиции сто очков вперед дадут. У них такое оружие, какого милиция еще лет десять будет дожидаться, новейшие разработки, можно сказать, экспериментальные образцы!
Барсуков-Очевидцев оседлал своего любимого конька, и Светлана по собственному опыту знала, что сейчас начнется увлекательная лекция на тему «Современное оружие», сопровождаемая экскурсами в историю, а также сугубо конфиденциальной информацией, сообщаемой на пониженных тонах и предпочтительно на ушко, так, чтобы заодно потереться щекой о ее щеку. Рука же при этом как бы невзначай придерживает талию…