Схватка Бессмертных Екатерина Шельм
Шрифт:
Тут отказаться было сложнее. Игра была распространенная, общеизвестная и сказать что она не играет в нее было откровенным враньем, но и найти причину для вежливого отказал было тяжело.
— Почтенный одарил тебя за приятную сделку. Если я заберу подарок, то как ты вспомнишь о нем и его товаре и доброте? Я не могу принять это. — Джая обошла стеллаж и подошла к Ла Росси. Они стояли напротив друг друга и сердце ее странно заколотилось. Знал ли он? Знал ли он что отказать три раза подряд значит оскорбить? Что сейчас он может попросить ее принять подарок и ей будет очень
— Я не умею играть в эту игру. — улыбнулся Жан Ла Росси. — Быть может ты могла бы принять ее и научить меня играть? Тогда подарок как и сделка будет в равной степени мой как и твой. Не будь здесь тебя, вряд ли хозяин отдал бы мне сокровище так дешево. Ты отвлекла его своей красотой.
Джая зарделась от удовольствия.
Улыбка Жана Ла Росси — нежная, мечтательная, та самая мужская одобрительная улыбка — друг застыла. Он чуть попятился, поняв что подошел к ней излишне близко.
— Так что?
Джая взяла из его рук футляр.
— Пусть будет так. Я научу тебя. — она не смела поднять на него глаз. Духи ветров, ее щеки пылали. Почему?! По-че-му?! Она не понимала отчего его комплимент, столь жалкий прямой и неизобретательный, не пролетел мимо ласточкой, как летели слова других мужчин, а впился в нее острым шипом пустынного кактуса. Иголки их были изогнутые и если впивались тянули за собой кожу медленно, выматывающе. Джая чувствовала себя как глупая бабочка, неосторожно подлетевшая к неприглядной и шершавой зеленой ветви да так и застрявшая на иголках.
— Благодарю тебя, Старшая дочь. — Жан нахмурился. Джая тоже. Они оба вдруг вспомнили что за дверью прохладной темной лавки стоит ее жених. Эверетт Шеферд. Тот, за кого она выйдет и этому нельзя противиться.
Джая прижала к себе футляр с игрой, словно его вот-вот собирались забрать.
— Я научу тебя. Даю слово. — жарко пообещала она. Жан сглотнул. Робко улыбнулся и отвел глаза. Не сжал ее руку, давая понять что готов бороться с ней вместе. Не сказал одними глазами что его сердце тоже бьется сильнее рядом с ней. Ни-че-го.
Джая резко развернулась и вышла вон, сгорая от злости и досады. Ну зачем она сказала это! Он просто нелепый человечишка, даже не волк! Да что на нее нашло?!
Она вышла и нос к носу столкнулась с Шефердом.
— Ну и? — низким голосом поинтересовался он. Грубиян и есть. Как будто он не знает ее имени!
Джая не удостоила болвана ответом. Даже словом уязвить не может, проклятый галиварский сапог! Такой же жесткий, здоровый и черный. Глаза Шеферда были темнее даже ее собственных. Он больше пугал ее, чем привлекал, а то, что в волчьем облике она ластилась к нему как течная кошка, вызывало в ней стыд и злость.
Джая всегда хотела сильного волка. Таким она мнила своего избранника. И вот он пришел и в волчьей шкуре она даже оценила его мощь, прониклась как волчица его властью. Но стоило стать человеком и она снова видела жесткий, грубый галиварский кожаный сапог. И Шеферд не собирался узнать ее страну
У Джаи от неясности будущего защемило в груди. Кем она должна стать чтобы быть такому как Шеферд достойной спутницей? Точно не самой собой.
В городе жила родня альфа-стаи. Когда-то лет восемьдесят назад младший брат нынешнего главы уехал сюда с женой и построил дом. Завел детей, они завели своих, так и вырос в Гуджане дом Рабах. Дом «младшей руки» как называли его сами маркийские волки.
Он был пристроен к скале и высился на целых десять этажей. Колоритные окошки с резными ставнями напоминали соты гигантского улья и Ретт был уверен что внутрь скалы уходят тайные ходы.
Джаю приветствовали по всем пышным обычаям. Женщины дома бросали ей под ноги лепестки цветов, мужчины осыпали какой-то местной крупой. Дети били в барабаны, слуги и все домочадцы, наряженные в самую богатую одежду, выстроились в саду за воротами. И было их на удивление Ретта очень много. Не сотня ли человек? Добрая половина клана Рабах.
— Ты сказал? — Ретт услышал, как Джая сквозь зубы шипит на Халида.
— Тебе должны оказать почести, Старшая дочь. Не ставь родню в неудобное положение. — так же тихо ответил Халид.
Ретт чувствовал себя непривычно оборванным и жалким. Обычно он на таких встречах стоял в наряде с иголочки, с серебряной булавкой в лацкане пиджака. В начищенных сапогах и своих путь не многочисленных, но военных орденах. Эверетт Шеферд умел представить графский титул и внешним видом и манерами и осанкой. Но не сегодня.
Понукая беззубую клячу, он втащил на территорию богатого дома жалкую повозку, бренчащую покупками Жана. Сапоги на два размера больше чем нужно слезали с голеней и складывались на щиколотках гармошкой, на волосах осела дорожная пыль, а одежда была средненькая и после дороги мокрая от пота и грязная от вездесущего желтого маркийского песка.
Осанка и грозный вид были все еще при Эверетте, только на них и оставалось уповать.
На ступеньках дома ждали старшие члены семьи. Мужчина с курчавой бородой возраста отца не меньше, женщина в богато украшенном платье из все той же обернутой ткани и множеством золотых украшений. Вокруг взволнованные дети, держащие подносы с водой с разноцветными порошками, юноши и девушки, готовые вежливо напоить путников. Вся семья.
— Как мило, правда? Я читал что это традиция. Вода и специи, то есть жизнь и радость. Так принято принимать гостей в Маркии. — Жан одернул свой жилет и расплылся в ужасной кривой улыбке.
— Лучше не улыбайся. — буркнул Ретт.
— О… Да, спасибо. — Жан погрустнел, мышцы стали дергаться меньше. Его увечье никогда не могло лишить его жизнелюбия.
Рабахи обменялись церемонными приветствиями и поклонами. Представили спутников. Теперь говорила Джая и все выглядело так, словно это она ведет отряд, а вовсе не Халид. Она распорядилась всем идти за служкой, попросила разместить почтенных гостей и ушла с Халидом и главой дома куда-то совещаться.