Схватка(Повесть о ростовских подпольщиках)
Шрифт:
Кроме этих крупнейших организаций, объединяющих, в свою очередь, ряд ячеек, работают довольно влиятельные группы в Сулине, Миллерово, Батайске, Азове, ячейки в Матвеево-Кургане, Персиановке, Глубокой, Чертково, Вергунке. С большинством групп и ячеек установлены постоянные контакты, передаются инструкции, литература, организуется сбор оружия. Налаживаются связи с Екатеринодаром и Новороссийском.
На заседании комитета Андрей Васильев предложил:
— Нам очень важно усилить военную работу. Нужно быстрее сплотить боевые дружины в единую организацию.
Сразу и решили ввести пока в штаб бывших военных — Евстрата Калиту (Горина) и Павла Моренца (Илью), присланного из штаба Южного фронта. Ответственность за разведку ляжет на Ревекку Гордон (Анну) и Роману Вольф (Елену). Координацию действий комитета и штаба будет осуществлять Васильев. Хотели ввести в штаб и Пивоварова (Роберта), уже зарекомендовавшего себя отважным и умелым контрразведчиком на Темернике, но потом решили повременить. Пока Калита справится один, он, пожалуй, единственный в подполье офицер из местных, хотя по старым представлениям — не совсем настоящий: прапорщик военного времени. Но есть и Моренец — энергичный, даже чересчур, пожалуй.
— Со всеми товарищами я беседовал предварительно, — сообщил Андрей, — возражений ни у кого нет. Потом посмотрим, может, кое-кому придется выйти из своих ячеек, а то и совсем перейти на подпольное существование.
Конечно, для ячейки завода «Жесть», где успешно действовал Горин, его уход — потеря, но в итоге выигрывает вся организация.
На заседание был приглашен и один из активистов подполья в железнодорожных мастерских — Петр Пашигоров. Он доложил о недавно проходившем профсоюзном съезде железнодорожников узла. Петра избрали делегатом рабочие колесного цеха.
— Представляете, известный вам профсоюзник Бочаров снова ерундил, как всегда, — рассказывал Петр, — призывал брать пример с английских и французских профсоюзов. Они, дескать, не вмешиваются в политику, они думают только о копейке, об условиях работы. Они не злят, не раздражают власти, а сотрудничают с ними, дабы вызвать чувство благодарности к рабочим, стремление помочь им. А мы? Разве мы так себя ведем? Знаете, что ответил Бочарову один парень из паровозосборочного? Он сказал: «Русским рабочим, совершившим Октябрьскую революцию, нечего брать пример с западноевропейских соглашателей!» А, какой молодец?! Шпиков полная столовка, а он вмазал так вмазал… Правда, его через два дня взяли…
— Взяли? — переспросила Анна, и Пашигоров почувствовал в ее голосе нотки если не осуждения, то несогласия с поступком товарища. — Я восхищаюсь его мужеством и благородством. И тем не менее не согласна, категорически не согласна — мы потеряли человека впустую, а сколько бы он…
— Вот уж нет! — упрямо воскликнул Пашигоров, — Не впустую, а с огромной отдачей! Я ведь не сказал главного: его слова потонули в шумных аплодисментах, уже давно такого единодушия, такой слитности наши «зализничники» не проявляли. Это же демонстрация! Это победа! Наша победа!
На
Когда Васильеву передали все о неожиданном посланце оттуда, у него на скулах заиграли тугие желваки от сдерживаемого напряжения.
— Красавица? — раздраженно спросил он. — Кой черт шлет сюда красавиц? С какой легендой она явилась сюда? Почему вперлась в номера?
— Она проходит под видом знатной девицы — дочери какого-то беляка известного…
— Да, такого еще нс было, — в сердцах сказал Васильев. — Фейерверка нам только и не хватало!
Он решил сам пойти на встречу с девушкой, очаровавшей курьера. Позвал с собой Калиту:
— Поможешь, Евстрат. Ты лучше знаешь ихние порядки. Если что — раскусишь побыстрее.
Девушка была действительно хороша. Рыжие волосы пышным облаком окружали ее белое лицо с правильными, несколько кукольными чертами. Евстрат с интересом смотрел на яркую дивчину, Андрея же в ней все раздражало.
— Почему вы не воспользовались обычными курьерскими каналами? — грубовато спросил он. — Откуда у вас этот пароль?
— Какие суровые товарищи в Ростове! — нараспев протянула красавица. — А я торопилась передать привет от самого товарища Кирилла. Он интересовался, жив ли старик Петренко и сможет ли он срочно выделать пяток овчин?
Прозвучал пароль, которым пользовались в связях с ростовцами только военные разведчики. Надо отвечать, но… ох как не хочется.
— Жив старик Петренко. Он переживет нас с вами. А насчет овчин поговорить надо…
— Вот и славненько! Теперь, наверное, вам все понятно?
— Далеко не все, — отрезал по-прежнему сурово Васильев. — Будем знакомы. Шмидт, а это Горин.
— Очень приятно. Арсеньева. Аня… Значит, так… я дочь полковника Арсеньева, казненного под Уфой красными. Я была захвачена в плен, но смириться с действиями узурпаторов не могла. Ну и так далее, — рассмеялась девушка. — Что вы посоветуете девице с такой биографией?
Калита улыбнулся:
— Это зависит оттого, что она должна сделать.
— Сделать не ей, а мне предстоит немало. Нужно знать дислокацию частей Добрармии, места их расположения, количество штыков и другого оружия, их боеспособность, наконец, кто ими командует. Как понимаете, для этого мне нужно втереться в штаб армии.
— Всего-навсего? — с иронией спросил Васильев.
— А что? Думаете, не смогу? Или боитесь помочь? Кстати, я прошу только совета.
Васильев помолчал, будто примериваясь, а Калита ответил: