Схватка с дьяволом

Андерсон Пол Уильям

Огромная звезда стала меньше, высокогорья начали успокаиваться после бурь, но последние все еще терзали океаны и равнины. Ван Рийн с довольной улыбкой обернулся к целому ряду небольших экранов, с которых на него смотрели человеческие и негуманоидные лица представителей самых мощных промышленных компаний Галактики.

— О’кей, друзья, — сказал он. — Вы сами видели, что я вам предлагаю. Как бы там ни было, я, старый, усталый человек, который предпочитает одно: греться на солнышке и смаковать свои воспоминания. В конце концов я имею дело только со сладостями и пряностями, а не с темными дьявольскими заводами. Я не хочу сам заниматься ими на этой милой планете,

хотя деньги оттуда можно будет вывозить целыми кораблями и каждую секунду. Но я буду счастлив продать свои права. Естественно, мы заключим небольшое соглашение об участии в прибылях. Ничего особенного, чисто символически, самое большее тридцать или сорок процентов от общей суммы. Я очень умеренный человек. Приступим к обсуждению?

За пределами Луны «Сквозь Хаос» начал ускорение. Фолкэйн оглянулся на кормовой видеоэкран.

— Ах, что это была за девушка, — пробормотал он.

— Кто? Вероника? — спросила Чи.

— Да… — Фолкэйн зажег трубку. — Я вообще не понимаю, зачем нам вновь отправляться в путь, когда мы уже обогатились на всю оставшуюся жизнь. Я, честно, не понимаю.

— А я понимаю, зачем ты отправляешься снова, — сказала Чи. — Еще немного того существования, которое ты вел на Луне, и ты бы взорвался.

Ее хвост переменил положение.

— Да и я уже начинала беситься. Все-таки хорошо вновь оказаться в космосе!..

— И найти новые развлечения, — подхватил Адзель.

— Да, конечно, — согласился Фолкэйн. — Я пошутил. Хотя звучит это довольно претенциозно: мы принадлежим к авангарду цивилизации.

Металлическими руками, установленными специально для этой цели, Тупоголовый шлепнул на стол колоду карт и коробку с покерными фишками.

— В таком случае, капитан, — сказал он, — в соответствии с намеченной вами программой на ближайшие несколько часов вам предлагается заткнуться и взяться за полезное дело.

ЭКСПЕДИЦИЯ

Часть Первая

Каперство и репрессалии

Глава 1

…Король заставил бить в барабан, Король заставил бить в барабан…

— пел кто-то по-французски.

Гуннар Хейм остановился как вкопанный. некоторое время он стоял, озираясь в поисках источника голоса, звучавшего в темноте.

Чтобы увидеть всех этих дам. И первая, кого он увидел…

Голос доносился откуда-то издалека, изрядно заглушаемый грохотом машин на берегу у доков. Но лишь один человек этой ночью в Сан-Франциско мог изобразить подобную пародию на эту злую старую балладу.

…очаровала его душу. Тра-та-та! Тра-та-та! Тартата-та-та!

Хейм пошел на звук голоса. Он еще не утратил способности двигаться быстро и бесшумно, когда нужно. Через мгновение он услышал звон и сердитое дребезжание струн.

Тра-та-та! Тра-та-та! Тратата-тата!

Справа от него темной стеной громоздились пакгаузы. В этот час, когда

до рассвета оставалось не так уж много времени, город тускнел, утопая в тумане; лишь над крышами виднелась розовая дымка, да башни дворца на Ноб-Хилл светились грудой далеких огней. Слева, словно лоснящийся дракон, лежала грузовая субмарина, покрытая лунной чешуей, но возле нее не было ни людей, ни роботов — портовых грузчиков. Гавань, гладкая и блестящая, напоминала эбеновое дерево. Горы на восточном берегу, в нескольких километрах от порта, образовывали темный массив, усыпанный искусственными звездами. настоящие звезды были весьма тусклыми, равно как и защитный спутник, быстро поднимавшийся над горизонтом — словно все светила удалились от планеты, утратившей силу. Луна находилась в полуфазе возле зенита. Сквозь сырой осенний воздух невозможно было различить светлое пятно Аполло Сити на ее темной стороне.

Маркиз, скажи, ты ее знаешь? Маркиз, скажи, ты ее знаешь? Кто такая эта прелестная дама? И маркиз отвечал: Сир, это моя жена. Траа-та-та! Тра-та-та! Тратата! Та-та!

Хейм обогнул сарай у пирса и увидел менестреля. Тот сидел на пале лицом к воде, еще более жалкий и маленький, чем ожидал увидеть Хейм. Его пальцы с таким остервенением дергали двенадцать струн, словно он сражался с врагом, а лицо, освещенное луной, было мокро от слез.

Хейм остановился в тени, у стены. Он не должен был прерывать песню. В Салуне Звездолетчиков сказали, что малый этот — пьяница и дикарь.

И, истратив последний пенни, он заявил, что будет петь за выпивку, сказал Буфетчик. — Я ему объяснил, что у нас здесь ничего такого не принято. Тогда он заорал, что пел так на дюжине планет, а вся беда Земли в том, что его просто не хотят слушать. Я еще сказал, что через несколько минут по видео будет показан стриптиз и что завсегдатаи хотят именно этого, а не какой-то там чужеземной чепухи. Ну, а он мне в ответ — что будет петь звездам или что-то вроде этого — бред душевно больного, одним словом. Я и велел ему убираться, пока его не выкинули. Он и ушел. Это было с час назад. Ваш друг, что ли?

— Возможно, — ответил Хейм.

— О, ну тогда вы могли бы пойти поискать его. Он может нарваться на неприятности. Не ровен час — его завывание привлечет охотников за легкой добычей.

Хейм кивнул и залпом допил вино. Секция Благоденствия в любом большом городе была небезопасна для одиноких ночных прогулок. Даже полиция западных стран не предпринимала почти никаких попыток контролировать тех, кого еще до рождения заменили машины. Она ограничивалась тем, что удерживала это бешенство и никчемность в границах отведенного ему района, в достаточном удалении от домов тех людей, чьи способности были нужны обществу. Предпринимая вылазки в субпопуляцию лишних людей, Хейм всегда брал с собой станнер. И временами ему приходилось пускать его в ход.

Однако, некоторые здесь его знали. Хейм сказал им, что он звездолетчик в отставке (что-либо, более близкое к правде, было бы просто неблагоразумно) — и вскоре его уже считали вполне подходящим в компании для выпивки и картежной игры, более свойским парнем, чем многие из космофлота, появлявшиеся и исчезавшие перед их безразличным взором.

Хейм помахал рукой нескольким своим знакомым, одни из которых были грубыми дикарями, а другие давно поддались безнадежности, и вышел из бара.