Схватка с Оборотнем
Шрифт:
— Очень нервный, — поделился своим мнением сотрудник.
— Да, я тоже заметил. Напоминает игрока, пошедшего с последней карты.
— Узнать бы, какой банк он хочет сорвать.
В этот момент сидевший к ним боком Спиридонов оглянулся, и глаза одного из сотрудников встретились с его напряженным взглядом.
Заиграли «коло». Сразу же образовался большой круг танцующих. Танцевала и мадам Ковач. А тем временем Спиридонов и ее муж тихо говорили, склонив друг к другу головы.
При возвращении
Утром Миронов узнал о случившемся. Он задумался над тем, что могло заставить Спиридонова сбежать, а то, что он сбежал, у Миронова не вызывало сомнений, хотя сотрудники, участвующие в наблюдении за Спиридоновым, считали, что он едва ли мог их заметить. Миронов решил пока не заниматься выяснением причин исчезновения Спиридонова, это дело он поручил майору Яковенко, а сам, переговорив с начальником управления, попросил санкции на обыск квартиры Спиридонова. Санкция на обыск была получена.
Миронов отправился на квартиру Спиридонова, там уже находился Яковенко. В прихожей сидели две женщины — понятые. Трое сотрудников аккуратно осматривали вещи и книги. Миронов окинул квартиру взглядом: он любил сразу составить первое впечатление. Это была старая трехкомнатная большая квартира с высокими потолками и огромными окнами. Последняя комната с альковом служила спальней, в ней стояла старинная лакированная кровать. По стенам шли стеллажи, на которых стояли книги со старыми, ветхими корешками. Современных книг не было. Книги были на двух языках — русском и английском. В выдвижном шкафу висело несколько костюмов, зимнее пальто. В старом лакированном шифоньере висели нейлоновые сорочки, льняные рубашки, пуловеры, несколько красивых платьев с бирками французских фирм.
На ночном столике лежала книга. Миронов раскрыл ее. Это было дореволюционное издание Пшибышевского. В другой комнате было просторнее. Вещей мало. Вдоль стен прогибались под тяжестью книг стеллажи. Яковенко стоял у столика-бюро, сделанного в начале девятнадцатого века, и рассматривал ворох бумаг, извлеченных из его ящиков.
— Что там? — спросил Миронов.
— Какие-то накладные без названия товаров и печати.
Миронов продолжал осмотр. Квартира эта была своеобразна. Свечи в высоких шандалах стояли на круглом столе, висели они и в подсвечниках, прикрепленных к стене. Вдоль витражей в двух углах стояли гнутые резные кресла с красными парусиновыми спинками.
— Ну что вы скажете на это, Прокопий Семенович? — спросил Миронов, указывая на обстановку комнаты.
— Умел жить человек, — чуть насмешливо ответил Яковенко. — Вы загляните в ванную.
В ванной комнате на полке лежали в большом количестве самые различные кремы, лосьоны, пасты…
Миронов,
— Сейчас мы составим протокол, — обратился к ним Миронов, — и отпустим вас. Шумно жил ваш сосед?
— Нет, не очень, — сказала одна, — иногда только заведет проигрыватель, он у него очень мощный. Но только до одиннадцати.
— А зачем йому туточки веселье разводить, — вмешалась вторая, — вин знав, дэ йому гулять можно.
— А где же?
— А на даче.
— У него была дача?
— А шо вон мало зарабатывал?
Миронов помолчал, обдумывая это сообщение.
— Что он был за человек? — спросил он соседок.
— Та шо за людина, — ответила словоохотливая темноволосая украинка, — мы ж того и нэ спийзнали: здравствуйте та прощайте. Вин размовляты не любил.
— Вы с этим согласны? — спросил Миронов вторую женщину.
— Да, — ответила она коротко.
— Скажите, а кто к нему ходил из знакомых?
— Та многие ходили, — сказала темноволосая, — а больше усих мадам Ковач.
Обе женщины опустили глаза, пряча в губах мгновенную улыбку.
— Она что же, по делу? — спросил Миронов.
— А як же, — усмехнулась украинка, — у такой гарной жинки шоб не було дила до такого человика?…
Вошел Яковенко.
— Заканчиваем протокол, — сообщил он.
Миронов вышел на лестницу, спустился к машине и через несколько минут был в управлении.
Он зашел к сотруднику, который допрашивал Ковача.
— Скажите, вы давно имеете дело со Спиридоновым?
Ковач, невысокий, худощавый, смотрел на него спокойно.
— Познакомились три года назад. Спиридонов очень веселый, умеет развлечь. Ездили с ним по субботам, воскресеньям за город.
— Никаких деловых интересов, которые бы вас с ним связывали, между вами не было?
— Нет, — ответил Ковач.
Он говорил по-русски легко и правильно, с чуть заметным пришепетыванием.
— Могли бы вы нам сообщить что-либо о характере Спиридонова?
— О характере?
— Да. Каков он бывал с людьми? Вспыльчив? Спокоен? Груб? Выдержан?
— А, это… Он бывал разным. Больше выдержанным. Но мог и сорваться. Вообще он очень воспитанный и начитанный человек. Хорошо знал английский язык. Читал на нем. Он ведь сын священника. Интеллигент…
— Так, — произнес сотрудник. — А кто еще бывал на его вечеринках?
— На ве-че-рин-ках, — с трудом повторил Ковач, — все. Весь город. И художники и бухгалтеры. Все.
— Кто был близок со Спиридоновым?
— Не знаю. Кажется, никто.
Миронов рассматривал сидящего перед ним человека. Тот был вежлив, сдержан, спокоен. А между тем именно он мог дать наиболее подробные сведения о Спиридонове. Последние три года Спиридонов появлялся в общественных местах почти всегда в сопровождении Ковача и его супруги. Да, Ковач и его жена очень подозрительны. Но улик против них пока нет.