Схватка
Шрифт:
— Пойдем, — сказал я. И подумал: а ведь если разобраться, Атли права. Моих врагов нужно убить, потому что иначе они не угомонятся. Но должен же быть способ по возможности избежать убийств? Должен быть способ!
Глава 15-16
Глава пятнадцатая
От площади вниз к порту растекалось несколько улиц и улочек и Атли выбрала самую широкую:
— Туда.
Перед тем как уйти, Шутейник намалевал грубую карту порта с окрестностями, и Атли ее изучила лучше, чем я. Но я подозревал, что ее знакомство с планировкой Норатора не ограничивается картой хогга, что в Степи
А я тяну за собой его дочь. А если ее изнасилуют или убьют? Сандер из мести подвергнет геноциду весь Санкструм… Но выхода у меня нет, вернее — я подчиняюсь прихоти Атли: это она тянет меня за собой; при этом я, конечно, тоже ей манипулирую так, как выгодно мне и империи.
Я все же сверился с картой Шутейника. Мой пьяница-хогг прекрасно знал расположение «Пескарей», по-моему, он успел спеть (и выпить) во всех тавернах, трактирах и питейных заведениях Норатора и окрестностей.
Небо на востоке опять наливалось нездоровой чернотой. Гроза собиралась серьезная… Но как же некстати! Ужасно некстати! Мне нужно спокойное море, спокойное! Иначе будет плохо… И мне, и тем, кто…
Дочь Сандера громко шмыгнула носом и изрекла с отвращением:
— Город воняет!
Я промолчал.
— Ты не передумал идти в порт?
— Ноги передумали, я — нет.
— Значит, тебе страшно, — удовлетворенно заключила она.
Страшно? Это слабо сказано. Хотя того уровня страха, что я перетерпел в Шибальбе Ренквиста, я вряд ли когда-то достигну, а значит, получил своего рода иммунитет к страху — частичный, но все же.
— Умирать не очень хочется.
— Ты умный и благородный. Ты знаешь, что можешь умереть, но идешь, чтобы выручить друга. Ты мне нравишься!
Я не умный и не благородный, но у меня есть принципы, Атли. От своих принципов я отступать не хочу. Все просто: если отступлю — перестану быть человеком.
С моря Оргумин задувал свежий ветер.
Порт был виден далеко внизу — крохотные белые паруса заполняли синевато-зеленую ткань гавани, похожие на перья на вспоротой подушке. Картина так и просилась на холст нормального живописца, не из этих, новых, которые выдают крючки, загогулинки и черные квадраты за шедевры. Далеко впереди море сливалось с темной стеной туч. Да, погода, несомненно, портилась и на сей раз — основательно. Скверное начало моей операции в порту… И не за себя я беспокоюсь, ох, не за себя…
Мерзкий нищий, маленький, почти карлик, устремился за нами, постукивая облупленным костылем, из какого-то переулка. Ступни его были вывернуты — возможно, он перенес в детстве полиомиелит, возможно — ему когда-то сломали обе ноги. Он ковылял, немилосердно покачиваясь, как матрос на штормовой палубе, производил странные угловатые движения, поводил свободной рукой, будто ловил перед лицом комаров. От него разило спиртным. Очевидно, он был пьян, что называется, в доску. Скривленная, присыпанная струпьями рожа походила на демонскую маску.
Мы не дали ему денег, и он пустился в погоню, призывая на наши головы молнии и камни с небес. Идти ему было тяжело, он то и дело останавливался, потом снова устремлялся за нами, но держась уже в отдалении. В живописных лохмотьях угадывался плащ
— Следит за нами, — сказала Атли с усмешкой.
Я знал, что за нами будут следить, но — чертовы рефлексы — надвинул шляпу на лоб. Шляпа нужна, чтобы нового архканцлера не узнали горожане. А вот те кому надо — они нас уже вычислили и ведут, и шляпа тут бесполезна.
Под плащом у меня шпага. В кармане куртки — веточка мертвожизни и свисток. Вот и все мое оружие. Правда, на сей раз я, все же, надел под куртку пластинчатый доспех, тесный, но в спешке не было возможности подобрать что-то просторнее. Боюсь, правда, не слишком он мне поможет…
На улице было полно людей и хоггов, одетых пестро и разнообразно. Из порта и в порт двигались кареты, повозки, телеги и тележки, влекомые конями, мулами, ослами. Животные шумели, но люди шумели стократ сильней. В толпе мелькали настоящие матросы — их раскоряченная, вихляющая походка замечалась издалека. Водоворот жизни в портовой части Норатора бурлил, плескал пеной, подхватив нас с Атли в свой поток, чтобы увлечь на самое дно… Меня не покидало ощущение, что я движусь по сюжету чужой пьесы. А вот кто режиссер? Ренквист? Таренкс Аджи? Трастилл Маорай? Или загадочная Анира Най с Гильдией? Я, конечно, внес в сюжет свои коррективы, но не факт, что их хватит, чтобы завершить даже первый акт победным маршем.
Я мало смотрел по сторонам, слишком напряжены были нервы, но заметил, что дома, мимо которых проходим, по большей части, являются трактирами и увеселительными заведениями: слишком много пьяных, слишком много рискованно одетых женщин, открыто пристающих к прохожим. Наверное, хорошо, что эта часть Норатора живет полнокровно, во всяком случае, морская торговля идет бойко — я вижу, что кораблей в морской гавани больше сотни. Значит, деньги в Нораторе по-прежнему крутятся немалые, а презренный металл и способы его добычи для меня сейчас — самое важное. И нельзя забывать о продовольствии. Пока пищу доставляют морем — в Нораторе голода не будет.
Атли взмахнула рукой, показывая куда-то вбок:
— Справа русло Аталарды, отсюда ты не увидишь, там заболоченная низменность, и именно там — кладбище старых кораблей. Море давно ушло оттуда… Там теперь вотчины рыбаков и разных бродяг. Мертвая часть порта.
— Ты знаешь про Норатор больше, чем я…
— Х-хо! Конечно больше, и давно знаю! Как только мой отец затеял вновь объединить Степь, он заслал в Санкструм и иные страны шпионов… Теперь Степь знает все! Бойся нас, Торнхелл!
Да боюсь, ты поверь. Во всяком случае, отдаю себе отчет в том, насколько грозным противником является Алая Степь.
В носу уже щекотало от йодистых запахов моря; предгрозовой воздух насытился ими, и густел, как обручем сжимая мою грудь.
— Скажи, все же… а вы вторглись бы… если бы черный мор вошел в Норатор?
Она взглянула на меня с улыбкой. Улыбка была задорная, и лишь самую малость — зловещая, чтобы я понимал, что передо мной — безжалостная и своенравная убийца.
— Мы бы подождали. Недолго. Степь умеет ждать. Мы, конечно, вторгнемся, если ты не соберешь дани, и сокрушим Норатор, и выкупаемся в крови горожан, и черный мор — ты помнишь! — нас не остановит. Но не бойся — тебя я оставлю в живых. И всех, на кого укажет твой палец. Ты особенный, серый волк. Ты мне нравишься. И мы проведем сегодня ночь вместе, если… — Кулачок стукнул меня в плечо. — Мы, Торнхелл, отменная добыча!