Схватка
Шрифт:
Ренквист хотел с моей помощью вырезать всех Растаров, совершить переворот и возложить на себя имперскую корону. Но, видимо, у фракций Коронного совета были те же помыслы… Но их способ избавления от Алых Крыльев был куда более легок. Просто — гвардейцев перестали финансировать. Ни слова не ответили на петиции. Промолчали. Вызвали законный гнев наемников, законное брожение, фактически, вынудили принять решение уйти. Ох-х… Аран, Аран, в какую игру ты ввязался? Но, по крайней мере, мне известно, когда планируется переворот — и Ренквистом, и фракциями Коронного совета. Он состоится на ежегодном балу, куда съедутся все члены имперской фамилии. И правда, это лучше всего — собрать всех наследников в одном месте и прихлопнуть. Не охотиться же за ними, как за последними джедаями,
Молчание мое слишком затянулось, и капитан горцев предупредительно кашлянул.
Я поймал взгляд Шутейника: гаер все понимал, но в глазах его светилась надежда, как тогда, у Амары Тани, когда мы плыли по зачумленной Аталарде. Господин архканцлер найдет выход!
Я приблизился к открытому окну и вдохнул полной грудью. Мда, заработался. Солнце уже давно миновало полдень и клонилось к закату. В парке, над зелеными макушками деревьев, с мерзким карком реяла стая ворон — верных спутников безвластия и запустения… Этих отвратительных птиц следует из парка выжить. Уничтожить, если понадобится. К счастью, здесь нет сумасшедших защитников окружающей среды. В парке должны петь нормальные птицы, а не эти твари, что легко переживут даже ядерную зиму.
Я обернулся к капитану.
— Вы дадите мне… две недели, Бришер? За две недели я найду деньги на жалование вашим парням и сверх того дам всем им двадцать процентов премии.
Капитан набычился, но я сразу понял, что так, наклоняя вперед массивное туловище и морща лоб, он думает.
— Мне нужно посоветоваться с ребятами. Да, с ребятами.
— Поймите, Бришер, я — человек новый, и пока я не возьму в руки все нити власти, может пройти… — я сделал значительную паузу, — некоторое время. Вы мне нравитесь. Вы мне очень нравитесь! — Я, используя обороты Ренквиста, не солгал капитану. — Вы сметливы и сильны и решительны. Такие люди как вы — настоящий клад Варлойна. Истинная редкость. И все ваши ребята вам под стать. И я заверяю вас, капитан, в совершеннейшем к вам и вашим ребятам уважении. Я не хочу терять таких молодцев. Но обстоятельства… вы же понимаете?.. — Я разливался соловьем, почесывая эго капитана, а мысли тем временем работали в одном направлении: где взять денег? И не в отдаленной перспективе, а прямо сейчас!
Капитан отступил от шкафа. Ба, да у него, кажется, заалели щеки. Он, кажется, немного смутился от похвал! Я на верном пути!
— Я вас всемерно понимаю, и я непременно расскажу ребятам о нашем разговоре…
Внезапно в моей голове щелкнуло. Взятки! Ну конечно же! Вот оно, частичное решение проблемы!
— А пока вот вам и вашим ребятам небольшая премия! Шутейник, драпировку! — Когда гаер расстелил драпировку с оленем на столе, я принялся выгребать кошельки с подношениями. Расстегивал, развязывал и ссыпал золото, серебро и медь — вот же прощелыги, медь архканцлеру! — на выцветшую ткань. Вскоре там собралась внушительная горка. Я понятия не имел, сколько задолжали Алым Крыльям, но понимал, что гвардейцы, охраняющие Варлойн, получают немало. Я опустошил на драпировку примерно половину кошельков, навскидку — получилось килограмма два монет. — Вот, капитан, возьмите и отнесите в казармы и раздайте своим людям. И скажите — со мной можно работать. Чуть-чуть терпения — и все будет. Одна-две недели — и ваши люди получат все причитающееся им жалование!
— Кхгм… — сказал Бришер, растеряно меряя взглядом горку монет. Я начал ковать железо, пока горячо:
— Это моя личная казна. Прихватил, знаете, деньги из дому. Берите-берите, и я обязательно разберусь с качеством подаваемой вашим людям пищи!
Я дождался, пока он сгребет тяжелый узелок в руку, покрытую красным волосом и веснушками,
— Мне нужно, капитан, чтобы ваши люди стояли на всех ключевых постах там, где я укажу. Двое — а лучше четверо — возле моей приемной, в коридоре. Еще четверо должны нести дневной и ночной караул под ротондой, в парке. И двое-четверо — сопровождать меня везде, если я захочу куда-то выйти. И еще — в приемной мне нужен вестовой, с которым я мгновенно мог бы передать весточку вам и вашим людям.
— Кхгм!
Я показал на стрелу:
— Вот это прилетело сегодня из парка. После — мне принесли отравленный завтрак. Многим не нравится новый архканцлер.
Я вверял себя в руки Алых Крыльев. Не очень хорошо, даже очень нехорошо вверять себя в руки местных преторианцев, но это пока единственное, что я могу сделать для своей безопасности.
Капитан внимательно осмотрел стрелу, цокнул языком. Сказал голосом куда более мягким, чем в начале беседы:
— Кхгм. Это все можно… и нужно. Но я посоветуюсь с ребятами. Да, с ребятами. Если мы согласимся… если все будет в порядке… вы увидите ребят под дверями и везде, где указали, уже сегодня вечером или завтра утром. Я бы и сейчас приказал это, но… единолично я уже ничего не решаю.
Сэтими словами он убрался, отдуваясь и пыхтя, как морж, и напоследок сердечно пожав мне руку.
Я перевел дух и переглянулся с Шутейником. Ох, попали, ох, попали, говорили его глаза.
В парке переругивались вороны. Интересно, а есть ли здесь кожаны — местные летучие мыши, промышляющие на Аталарде? Море-то рядом, а где море — там и рыба… Вспомнилось вдруг, как мы с Шутейником — считай, что позавчера! — плыли с контрабандистами в Норатор.
«Мы выгребли на широкое пространство между двух островов. Тут дядька, мой напарник, вдруг бросил грести и схватил со дна какую-то кривую деревяшку.
— Кожаны! Да что ж ты будешь делать, кожаны!
— Где? — привстал на лавке Шутейник. — Снова появились, что ли?
— А вона, глянь, малый, — показал рукой дядька перед собой. — Полно… Их все больше с каждым годом… Напасть чертова!
Меж островов над речной гладью носились крылатые тени. Пролетали низко над водой, сильно взмахивая крыльями, хватали лапами что-то блестящее.
Мы подгребли ближе и я услышал тонкий, почти комариный писк, и только теперь сообразил, что кожаны — это местные летучие мыши-рыболовы. Они носились над водой в лунном свете, охотясь на рыбешку, хватали ее когтистыми лапами, проносились близко от бортов, и над головами, и было их куда больше сотни.
— Могли бы и повыбить, — буркнул один из рыбаков. — Никому нет дела, что они черный мор разносят…
И правда, разносят же! Я вспомнил, что вши или блохи в шкурах летучих мышей могут быть разносчиками чумы. Да и когти самих мышей, гм, гм… Вон, как подцепляют из воды серебряных рыбок… Если таким когтем полоснет по лицу — какая зараза попадет в кровь, а?
Дядька привстал и начал раскручивать деревяшку. Это оказалась трещотка, издававшая отвратительный тарахтящий на высоких нотах визг-писк. Звук, очевидно, влиял на ориентировку мышей, так как вокруг нашей лодки образовалось свободное пространство метров на пятьдесят во все стороны.
— Прочь, прочь от нас! — тихо вскрикивал дядька.
Тем временем двое рыбаков продолжали усиленно грести, свежий, но не холодный ветер приятно обдувал мое лицо. Кожаны действительно теряли ориентацию от звука трещотки, становились как пьяные, носились зигзагами, загребая крыльями воду, но, отлетев метров на семьдесят, выравнивали полет и продолжали охоту».
Если эти твари и правда разносят черный мор? Если кожаны есть в пределах Варлойна, нужно заказать партию таких трещоток.