Швед, который исчез

Шёвалль Май

— Ну, немножко мы ему дали. У нас тогда было мало товара. Он заинтересовался только тогда, когда мы сказали ему, что в Турции это легко можно достать.

— Вы уже планировали тогда заняться контрабандой по-крупному?

— Мы говорили об этом. Трудности состояли в том, как доставить товар туда, где его можно выгодно продать.

— Где же, например?

— В Скандинавии, в Голландии, дома в Германии. Там таможенники осматривают очень внимательно, особенно, когда видят, что вы возвращаетесь из Турции. То же самое,

если человек едет из Испании или Северной Африки.

— Матссон сказал вам, что он будет продавать наркотик?

— Да, он сказал, что когда человек приезжает из Восточной Европы, таможенники не проявляют к нему интереса и не суют свой нос к нему в багаж, особенно, если он летит самолетом. Возить товар из Турции, например, сюда не составляло никакого труда. К тому же мы ведь были экскурсоводами. Однако потом все шло не так гладко и стало очень рискованным делом. А здесь товар продавать нельзя. Нас сразу бы арестовали, и, кроме того, здесь это невыгодно.

Он минуту поразмышлял.

— Мы не хотели попасть на нары, — добавил он.

— Это я понимаю. Значит, вы договорились с Матссоном?

— Да. Ему пришла в голову хорошая идея, что мы будем встречаться в разных городах, так, чтобы было удобно мне и Тео. Когда нужно было встретиться, мы всегда сообщали ему, и он приезжал туда делать репортаж. Это был хороший предлог, потому что он выглядел абсолютно невинно.

— Как он расплачивался с вами?

— Долларами, причем наличными. Это был превосходный план, и тем же летом мы все организовали. Мы нашли и других продавцов, одного голландца, с которым познакомились в Праге, и…

Это совпадало с данными Слуки. Мартин Бек перебил Радебергера:

— Где вы встретились с Матссоном второй раз?

— В Констанце, в Румынии, это было спустя три недели. Все шло как по маслу.

— А фрейлейн Бок тоже была с вами?

— Ари? Нет, зачем нам нужно было таскать с собой еще и ее?

— Но она знала, чем вы занимаетесь?

— Да, по крайней мере, отчасти.

— Сколько всего раз вы встречались с Матссоном?

— Ну, раз десять-пятнадцать. Все срабатывало отлично. Он расплачивался каждый раз, когда мы требовали, и наверняка сам на этом тоже прилично зарабатывал.

— Сколько, по вашей оценке?

— Не знаю, но денег у него всегда хватало.

— Где он сейчас?

— Этого я не знаю.

— В самом деле?

— Серьезно, не знаю. Мы с ним встретились здесь в мае, когда Ари переехала в Уйпешт. Он жил в той молодежной гостинице. Тогда он получил последнюю партию товара. Сказал, что у него огромный сбыт, и мы договорились встретиться здесь снова двадцать третьего июля.

— И что же дальше?

— Мы приехали двадцать первого, во вторник. Однако он не появился.

— Он был здесь, в Будапеште, приехал двадцать второго вечером. Двадцать третьего утром ушел из гостиницы. Где вы должны были встретиться?

— В

Уйпеште. У Ари.

— Так, значит, он приехал туда двадцать третьего утром?

— Да я же вам говорю, что нет! Он вообще не появился. Мы его ждали, но он не пришел. Потом мы позвонили в гостиницу, но там его тоже не было.

— Кто именно звонил?

— Я, Тео и Ари. По очереди.

— Вы звонили из Уйпешта?

— Нет, из разных мест. Говорю вам, он вообще не появился. Мы торчали там и ждали его.

— Значит, вы утверждаете, что не встречались с ним, когда он был в Будапеште последний раз.

— Да.

— Предположим, я вам верю. Вы не встретились с Матссоном. Но это не означает, что с ним не могли встретиться Фрёбе или фрейлейн Бок. Верно?

— Нет, я знаю, что они его не видели.

— Откуда вам это известно?

Видно было, что Радебергер начинает приходить в отчаяние. Он сильно потел. В кабинете было жарко.

— Послушайте, — сказал он, — я не знаю, что об этом думаете вы, но тот, другой, кто меня допрашивал, очевидно, полагает, что мы убрали Матссона. Но вы сами подумайте, зачем нам нужно было это делать? Ведь мы с его помощью зарабатывали деньги, причем большие деньги.

— Вы давали деньги также фрейлейн Бок?

— Конечно. Она помогала нам и получала свою долю. Достаточно для того, чтобы она могла не работать.

Мартин Бек внимательно смотрел на него. Наконец спросил:

— Вы убили его?

— Нет, ведь я же вам говорю! Неужели вы думаете, что мы хотели остаться торчать здесь с целым складом товара, если бы убрали его?

Он весь напрягся, голос у него начал срываться.

— Вы недолюбливали Альфа Матссона?

У него забегали глаза.

— Вы должны отвечать, когда я вас о чем-то спрашиваю, — с серьезным видом сказал Мартин Бек.

— Да, конечно.

— По-моему, фрейлейн Бок на допросе заявила, что и вы, и Фрёбе недолюбливали Матссона.

— Он становился неприятным, когда напивался… Он… он презирал нас за то, что мы немцы.

Он устремил умоляющий взгляд на Мартина Бека и сказал:

— Но ведь это несправедливо.

Минуту было тихо. Это не нравилось Тетцу Радебергеру. Он вертелся, поворачивался в разные стороны и нервно заламывал пальцы.

— Мы никого не убили, — сказал он. — Мы совсем не такие.

— Ночью вы пытались убить меня.

— Это было совсем другое.

Он сказал это так тихо, что его едва было слышно.

— Как вас понимать?

— Это была наша единственная надежда.

— На что? На виселицу? Или на пожизненное заключение?

Немец затравленно посмотрел на него.

— Оно так или иначе, очевидно, ждет вас, — спокойно сказал Мартин Бек. — Вы уже когда-нибудь сидели?

— Да. Дома.

— Ну, так что же вы имели в виду, когда сказали, что это была ваша единственная надежда — убить меня?