Швейцария на полкровати (рассказы и повести)
Шрифт:
Батюшки свет! Супруг без штанов лежит и без признаков сознания.
Натянула брюки на потерпевшего аварию и побежала вызывать "скорую".
В больнице быстро поставили диагноз - сотрясение мозга - и назначили курс лечения.
После чего чувствуют: паленым пахнет. Будто у хозяйки что-то подгорело. Носом крутят эскулапы, откуда несет? Даже в форточку один высунулся, не пожар ли в столовой этажом ниже. Наконец, догадались заглянуть Мише в штаны. Где и обнаружили второй диагноз.
Вылечившись от обоих, Миша зашел ко мне.
– Присаживайся, -
– Постою, - наотрез отказался.
– Это, - говорит, - захочешь, не сочинишь, до чего я додумался - спичку в ацетон бросить, сев на него верхом. Ты бы такое сочинил?
– Ни за что, - честно я признался.
– Ладно, опиши для смеха и назидания. А квартиру буду менять. В ванной электрический стул без объявления приговора. В туалет как идти, сразу голова трещит и пониже спины огнем жжет. Такие неудобства с этими удобствами. Так что тебе на этот раз, и вправду, ничего выдумывать не надо. Одна просьба фамилию другую поставь, я человек скромный.
Что я и сделал по просьбе потерпевшего в житейских буднях читателя.
КЛИЗМОЙ ПО ПРОФЕССИОНАЛИЗМУ
Валерий Егорович храпел. "Убила бы!" - говорила жена. И подавно негуманные чувства охватывали посторонних, кто волей судьбы-злодейки оказывался рядом с могучим сном. Сил не было вынести богатырские рулады. Валерий Егорович бессонницей никогда не маялся - стоило прилечь в любой окружающей обстановке, как камнем проваливался в объятия Морфея. И повез, и повез в гору. Ну, точно - трактор из последних лошадиных сил надрывается, сани, груженные сверх допусков, на подъем тащит. Или самолет оторвался от бетонной полосы над самым ухом...
С такими данными Валерий Егорович лег в больницу. В палате семь человек, мест свободных нет.
– Немножко храплю, - не стал скрывать от сотоварищей по лечению недостаток.
В первую ночь дал гари. Часам к двум проснулись все соседи.
– Это какие надо иметь бульдозерные голосовые связки! Без роздыха керосинит и керосинит!
– Не знаю, как его связки, мои уши можно в помойное ведро выбрасывать!
– Надо ваты у сестры попросить, уши заткнуть.
– Эти извержения ватой не перекроешь. Впору деревянные пробки вколачивать!
– Мы в армии храпунам портянки на лицо бросали!
– Где их в больнице взять?
– Ну, не палата, а Херсон!
– Почему?
– Сон херовый!
– Вообще никакого сна! Когда он только нахрапится?
Будто услышав сетования, Валерий Егорович с шумом всосал в себя доброе ведро воздуха и... замолк. Тишина упала на соседей. Только что никакой жизни не было, а тут гробовое безмолвие. Спи сколько душе угодно...
Секунду, другую... десятую ни звука...
– Я уже до сорока досчитал, как молчит.
– Может, отошел к праотцам?
– Хоть поспим...
Не получилось. С львиным ревом, сотрясая стены, воздух вырвался наружу.
– Все!
– вскочил с кровати старичок, который часа четыре пытался считать баранов со слонами, дабы уснуть.
– Буду недоедать, недопивать, копить с пенсии, чтобы в следующий раз в буржуйской палате лечиться!
Буржуйской
Соседи толкали Валерия Егоровича в бок, дергали за нос, за уши... Бесполезно. Он храпел в классической позе - на спине. Не менее тихо - на боку, с какими-то страшными, казалось, предсмертными звуками - на животе. Такой гигант.
Был он из себя мужчина объемистых форм, видный и цыганистый. С чернявой волнистой прической, подкопченный лицом и остальной кожей, в глазах бесенята посверкивают. А по фамилии самый что ни на есть Иванов. Себя называл профессионалом по жизни. У некоторых зеков фигурирует выстраданная наколка: "Люблю жить, но не умею". Иванов умел. "Где у вас ничего не выйдет, говорил соседям по палате, - я запросто!"
И не врал. Другому идти в кабинет к чиновнику или врачу за бумажкой с печатью - нож под сердце. Побитой собакой сожмется, напуганным зайцем съежится. За версту трусом пахнет. А кому хочется этим дышать? Он еще в кабинет не ступил, его уже по кругу налаживают. Не лучше и тому, кто буром прет. Первый, поджавши хвост бегает, второй, кулаками размахивая, но оба везде чужаки. Иванов-душечка куда ни заглянет - свой в доску. Гипнотизер да и только. Улыбнулся, два слова сказал и готово - хоть бумажка, хоть лечение. Мимо любой очереди проскользнет, в любую дверь просочится.
В больнице, к примеру, никого не пускают домой. Иванов в выходные с женой спит. Если доктор заартачится, он с сестричками договорится. Те напишут в своих талмудах, будто больной на месте, процедуры проходит.
Улыбаючи Иванов живет. Но не доверяясь кривой, которая когда вывезет, а когда и в стену лбом саданет. У Валерия Егоровича все рассчитано. А внешне рубаха-парень, с первого взгляда хочется с ним в разведку идти или пивка попить.
В больнице Иванов лежал с целью подтверждения инвалидности.
– Давление у меня, парни, зашкаливает за ватерлинию, - хитро подмигивая, объяснял в палате.
– А мы ему помогаем.
Всякий раз перед тем, как идти на удавление - так на больничном жаргоне именовалась процедура измерения артериального давления, - Валерий Егорович совал кипятильник в пол-литровую кружку, доставал кофе и надувался крепчайшим напитком до тошноты. Вдобавок к кофеину в туалете поприседает, по лестнице пройдется. Разглядывание голых прелестниц из "Плейбоя" или "СПИД-инфо" тоже верняком способствовало переходу за ватерлинию.
На момент нашего рассказа Иванову исполнилось сорок восемь лет. В сорок четыре его осенило: пора на пенсию. До шестидесяти ожидаючи - мохом покроешься. Изъян в организме есть - давление пошаливает. Проконсультировался со знатоками и через полгода стал инвалидом второй нерабочей группы, с которой обрел льготы и главное - свободу. Пенсия, что там говорить, слезная для мужчины в соку. Иванов и не собирался на ней сидеть, деньги без того умел зарабатывать. У него была хитрая фирма по производству "фирменных" шапочек. Женщины-надомницы вязали "найк", "адидас", Валерий Егорович реализовывал без всяких налогов.