Швейцарский Робинзон

Висс Йоханн Давид

Но здесь его не было. Всюду скалы, скалы, скалы. Одни вода еле прикрывала, другие чуть торчали над поверхностью. Волны перекатывались через камни, бились о них и распадались, пеня и бурля. Мы отыскали проход меж рифами, прошли к тем местам, где было поглубже, и обнаружили целый лабиринт утесов и маленьких скалистых островков, примыкающих к горному хребту, который находился довольно далеко и закрывал панораму.

Вдруг я случайно заметил дымок невдалеке. Потом послышался слабый звук выстрела. Казалось, выстрел был произведен из пистолета.

— Там Фриц! — сказал я облегченно.

— Где, где? — спрашивали мальчики, поворачивая головы в разные стороны.

Еще один столб дыма поднялся

в воздух, а за ним раздался еще один выстрел. Я сказал ребятам, что Фриц находится неподалеку. Мы просигналили выстрелом в направлении ползущих к небу облачков дыма и спустя минут пять получили ответ.

Обрадованные, осторожно поплыли в указанную сторону. Эрнст по своим серебряным часам следил за временем. Минут через десять мы увидели Фрица, а еще через пять приветствовали друг друга по морскому обычаю громкими выкриками и добрыми пожеланиями.

Теперь вдруг предстало то, что называют морским чудом. Герой Фриц уложил двумя гарпунами совсем еще молодого моржа. Морж лежал на небольшом, возвышающемся над водой камне, к которому и пристала наша лодка.

Сначала я пожурил новоявленного гренландца за быстрое исчезновение и заметил между прочим, что мы переживали за него, беспокоились. Фриц оправдывался тем, что сильное течение Шакальего ручья не позволило ему повернуть назад к берегу.

— Потом, — сказал он, — я встретил нескольких непуганых моржей, догнал их и запустил гарпуном в спину самого последнего в стае. Надувной пузырь на стержне не дал ему уйти на глубину. К тому же, очевидно, рана саднила. Я следовал за ним, пока не запустил в него второй гарпун. Вот тогда он пытался укрыться от меня в этих рифах. Но беднягу занесло на мель, где он и погиб. Кстати, море здесь мне показалось опасным. Из воды торчат верхушки скал, каяк то и дело ударялся о них. К счастью, повреждений никаких, обивка лодки достаточно упруга. Как ты, отец, великолепно построил лодку! Потом я подплыл сюда и всадил в моржа еще один гарпун и разрядил две пули из пистолета. Так надежней.

— Ты, Фриц, рисковал, и напрасно, — взял теперь я слово. — Хорошо, что все обошлось благополучно. Не знаю, что делать с моржом. Он же почти три метра в длину, хотя еще и молодой.

— Отец, — попросил Фриц, — если не удастся вывезти огромного моржа, разреши мне, по крайней мере, забрать домой его голову с двумя белоснежными клыками! Очень хочется установить ее на корме каяка. И тогда лодку можно будет назвать — «Морж».

— Да, сынок, конечно. Грех не воспользоваться такими прекрасными зубами, — ответил я, — хотя они еще не достигли двух полных футов, то есть величины зубов взрослых моржей; но все равно представляют такую же ценность, как, к примеру, китовый ус. Ведь моржей убивают именно из-за клыков, точно так же как слонов убивают из-за слоновой кости, бивней. Правда, из шкуры моржа можно получить несколько крепких ремней. Пока я буду их вырезать, займись головой. Ее нужно отделить от тела. Поторопись! Становится душно, гроза, очевидно, надвигается.

— Прикрепи голову к своему каяку, — попросил Жак, — чтобы все думали, будто ты несешься по морю на спине моржа.

— Но как быть, — спросил Эрнст, — если голова начнет гнить? Что тогда делать гребцу?

— Этому не бывать, не беспокойся! — сказал Фриц. — Я протравлю, вычищу и высушу голову; она будет твердой, словно деревянная, как та, что находится в музее нашего родного города. Ведь от нее-то ничем не пахло!

Перебрасываясь репликами, мы занимались тем, что каждый отрезал себе на память что-то от моржа. Фриц заметил, что со временем надо снабдить каяк копьем, топориком и маленьким компасом. Компас для лучшего ориентира в море в штормовую погоду, следовало, по его мнению, хранить перед сиденьем гребца в ящичке со стеклянной крышкой.

Я согласился с вполне уместными пожеланиями Фрица и пообещал выполнить их: копье и топорик в моем представлении были необходимы, чтобы окончательно прикончить крупное морское животное и разделать его тушу. К тому же они еще позволяли экономить порох.

После благополучного завершения всех работ с моржом я предложил Фрицу перебраться вместе с каяком в нашу лодку. Но Фриц наотрез отказался, заявив, что как морской курьер он обязан возвратиться раньше всех и доложить матушке о новостях. И он устремился снова в море. Мы вышли после него.

Черные облака, замеченные нами еще ранее, становились все грознее. Стоило мне заговорить о них, как разразилась страшная гроза с дождем и штормом. К сожалению, сквозь дождевую завесу мы не могли уже видеть Фрица, а кричать при сильном шуме бьющих волн и порывах ветра — бессмысленно. Чем тут поможешь? Я велел мальчикам надеть на себя спасательные жилеты и пристегнуться к ремням лодки, чтобы не оказаться смытыми случайной волной. С трудом, но они выполнили приказание. Я тоже предпринял необходимые меры безопасности. Но судном больше не мог править — оно вышло из подчинения. Оставалось одно — уповать на милость Божью.

Гроза свирепствовала долго. Волны вздымались до самых черных туч, низко нависших над всем пространством моря. Огненные молнии разрезали темноту, их мгновенные вспышки освещали мертвенно-грозным светом то гребни волн, то разверзающиеся пропасти меж ними. Удары ветра с ревом обрушивались на пенящееся море и выворачивали все буквально наизнанку. Водная бездна вскипала столбами до самого небосвода и, ударившись, стремительно возвращалась обратно, подобно клочьям туч. Вот на таких «столбах», если говорить образно, мы находились не один раз, а потом не раз опускались в водную пропасть. Потоки воды омывали лодку, мчались вдогонку за нами и грозили уничтожить. А потом, словно одумавшись, исчезали и уступали место другим.

Чем яростнее разыгрывалась непогода, тем сильнее бушевал ветер. Казалось, идет спор между тучами, штормовым ветром и морскими волнами о том, кто из них сильнее. И шторм наконец улегся. Однако темные тучи и вздымающиеся волны еще долго не успокаивались.

Несмотря на ниспосланное свыше испытание, я с удовлетворением отметил, что удары волн не могли опрокинуть лодку, тяжелый киль снова и снова выправлял ее. Воду мы тотчас откачивали, если она к нам попадала. Казалось, волны несли ее в нужном направлении. Я иногда успевал сделать необходимый поворот рулем и держать курс.

Положение не было радостным и веселым, но не было и опасным. Я успокоился. Но думал о Фрице. Где он? Что с ним? Было ясно: он тоже попал в шторм. Я рисовал себе в уме страшные картины: вот он разбился о скалы, вот его выносит в безбрежный океан. Одним словом, я был уверен, что Фриц попал в беду, и поэтому готовился к худшему.

Наконец мы оказались на линии бухты Спасения. Я облегченно вздохнул, точно упал камень с сердца. Взял твердо руль и удачно выбрал момент для прохода между двумя хорошо знакомыми скалами. И сразу же ветер и волны прекратились, мы шли по слегка рябившей воде, благостное чувство безопасности переполняло нас.

Но кого мы увидели на берегу? Матушку, обнимающую Фрица. «Мальчик мой!» — только и мог выговорить я, слезы хлынули из глаз ручьями. Быстрыми ударами весел мы погнали лодку к суше. Я спрыгнул на берег первым. Фриц бросился ко мне, и мы молча обнялись. Другие тоже молчали. Матушка, дрожа всем телом, только гладила детей, не в состоянии произнести ни слова.

— Матушка, прости, — сказал я наконец. — Ты сердишься и смотришь с упреком. Правильно, мы причинили тебе боль и страдание.

Она покачала головой, слезы выступили у нее на глазах: