Швейк жив!
Шрифт:
Явление 1
Александр Инвальд, пани Инвальдова.
Супруги Инвальдовы занимаются обычными делами содержателей трактира, расставляют по полкам посуду и беседуют друг с другом.
Инвальд. Где мастер Панушка?
Инвальдова. Ушел в замок с паном списователем.
Инвальд. Пан списователь без вещей и одет как бродяга. Нагрянули внезапно без предупреждения. Я ведь поначалу обрадовался, когда увидел их вдвоем. Мастер Панушка
Инвальдова. Да уж! Пан списователь, кажется, знает только одну походную песню, но лучше бы ему рта не раскрывать. Вот слышишь, они возвращаются из замка.
Явление 2
Те же и Ярослав Гашек и Ярослав Панушка.
Издали слышится фальшивое до невозможности пение Гашека "Жупай, жупай, жупайдас; Нам любая девка даст». В трактир входят Гашек и Панушка. Гашек в приподнятом настроении.
Гашек. Как представишь, какое разнообразие лиц и событий видели полуразрушенные стены липницкого замка! Там, где стены еще держатся, уцелел столовый зал, где много столетий назад кормили челядь. Мне понравилась мебель в старочешском стиле: два крепких дубовых стола, скамьи, камин.
Панушка. Пользуйся тем, что мой приятель, здешний лесничий, дал нам ключи от замка. В старом зале тебя никто не потревожит, ты можешь писать хоть целый день, а устанет рука – любуйся видом из окна.
Гашек. Вид из замка замечательный – вся Высочина как на ладони. Но знаешь, Панушка, мне как-то не по себе в одиночестве. Над развалинами проносятся вихри, из кладки вываливаются камни и кажется, что меня вместе с замком несет к Немецкому Броду. Я привык писать среди людей, где-нибудь в кабачке, примостившись на краешке стола, под музыку и выкрики посетителей.
Панушка. Тебе не мешает шум?
Гашек. Нисколько! Сейчас я тебе докажу. (быстро роется в карманах, вынимает смятую бумажку, кое-как разглаживает её и присаживается за стол)
Панушка. Что это за листок? Где твоя рукопись?
Гашек. Нет никакой рукописи. Я всегда так делаю. Все написанное сразу отсылаю в типографию, а себе оставляю только клочок бумажки с двумя-тремя последними словами, чтобы вспомнить, на чем я остановился.
Панушка. (изумленно качает головой). Ну и ну!
Гашек (быстро строчит на бумажке и одновременно беседует с приятелем). Итак, продолжим Будейовицкий анабасис Швейка!
Панушка. Я понял твой злободневный намек, Ярда.
Гашек. Какой намек? Древняя история! Античный полководец Ксенофонт прошел всю Малую Азию, побывал бог весть в каких еще местах. Без устали продвигаться вперед, бесстрашно идти незнакомыми краями, быть постоянно окруженным неприятелями – вот что называется анабасисом.
Панушка. Не лукавь! Все знают, что продвижение наших легионеров
Гашек. Белочехов? Слабо сказать, не люблю! Их «сибирский анабазис» ознаменовался порками и расстрелами рабочих и крестьян. У доброго вояка Швейка куда более достойный анабазис. Он идет в Чешские Будейовицы, чтобы присоединиться к родному Девяносто первому полку. Вперед, к Писеку!
Панушка. Постой! Писек на севере, Будейовицы – на юге.
Гашек. Такие мелочи не смущают бравого солдата. Все дороги ведут в Рим, все пути ведут к Чешским Будейовицам.
Панушка. Настоящее кругосветное путешествие!
Гашек. А ты веришь, что он действительно жаждет догнать свой полк? Швейк официальный идиот, но на самом деле он смеется над всеми. Итак, Швейк кружит вокруг Путима и попадает в руки жандармов. Они приняли его за шпиона, устроил попойку, чтобы вызвать Швейка на откровенный разговор. Вот только не рассчитали и сами перебрали. Утром они проснулись и… Послушай, что я сейчас набросал: (читает со смятого листка, стараясь изобразить диалог в лицах) «Ефрейтор укоризненно посмотрел на своего начальника: «Если бы вы только знали, господин вахмистр, что за речи вы вчера вели! Что все мы – чехи и русские – одной славянской крови, что великий князь Николай Николаевич на будущей неделе будет в Пршерове, что Австрии не удержаться, и советовали ему при дальнейшем расследовании все отрицать и тянуть до тех пор, пока его не выручат казаки.» Ну как тебе, Ярушка?
Панушка (с добродушной грубостью). Недурно, скотина, совсем недурно!
Гашек. Убедился, как чудесно мне работается в трактире? Исполнилась моя давняя мечта: Я живу в трактире, пью в трактире, пишу в трактире (прячет листок в карман и обращается к жене трактирщика.) А сейчас, пани Инвальдова, я научу вас варить грог. Отныне морской грог будет визитной карточкой трактира «У чешской короны» в Липницах. (встает за трактирную стойку, находит большой котел, приступает к священнодействию, приговаривая при этом) В те годы, когда я бродяжничал по белу свету меня научил этому рецепту один спившийся матрос. Он говаривал, что грог должен быть таким крепким, что если кто, напившись, свалится в море, то переплывет Ла-Манш. А после слабого грога утонет, как щенок. Пол-литра воды, три литра белого вина, литр коньяка, перец, гвоздика. А если кто, пани Инвальдова, посоветует вам добавить ванили, так дайте ему сковородкой по роже!
Явление 3
Те же и учитель Мареш.
В трактир входит учитель Мареш, он обращается к трактирщику.
Мареш. Агой, Лекса! Бить мили! Мале питка, просим.
Гашек (стоя за трактирной стойкой, радушно приветствует посетителя). Добри ден. Рад вас познавам! Ярослав Гашек. Можете звать запросто – Ярда.
Мареш. Мареш, учитель местной школы и воспитатель в певческом союзе «Сокол».