Си бемоль метель
Шрифт:
– Боюсь, что застрелю мужа из него, – сказала покупателю. – Мысль все сильнее и сильнее мне эта нравится.
– А что? Изменяет?
– Ага. С водкой.
Продала ружье и домой вернулась, а Илья с подругой ее сидит, Варькой.
Варька из Вологды приехала – закончила училище там.
– Приве-е-е-ет!
– Приве-е-е-ет!
За обнимашками и коньячок, за коньячком музыка.
– Не пускай ее больше, – говорит Илья, обнимая ночью Риту.
– Почему?
– Она плохая.
– Да перестань. У всех есть свои недостатки.
– Где
– Продала. Боялась, что застрелю тебя. От боли не стерплю и застрелю.
– Дура, что ли?
– Нет. Люблю тебя. Без тебя мне страшно. И от страха я в ярость впадаю.
– Да хрен с ним, с ружьем. Ежик.
Через неделю Рита получила гонорар за сценарий.
– А давай эту машину продадим? – предложил Илья.
– А ездить на чем?
– А я тут получше присмотрел. Твой гонорар, плюс эта машина, ну и возьмем приличную? А?
– Давай, – согласилась Рита.
Машина новая – класс. Илья приоделся, с работы уволился, фирму открыл. Ездит и сам себе радуется, а Рита опять сценарий новый пишет, ну и учиться же надо. На дизайнера. А что делать, если в городе другого заведения нет?
Началась сессия. На сессию надо было сделать композицию витрины – объемную из картона. Ясен пень, что без машины не донести.
– У тебя какие планы?
– По фирме поеду с компаньоном. Он нашел тему – электрооборудование устанавливать. Денежные дела.
– А долго?
– До обеда, наверное. А что?
– Мне витрину отвезти надо в институт.
– А! Ну я приеду к трем. Отвезем.
Поцеловались на прощание.
Три. Четыре. Пять.
Пора и такси вызывать.
– Кому-то все равно, а кому-то уже ничего и не надо, когда его подставили, – говорит Рита однокурснице, сидя на подоконнике в рекреации института.
– Ой! Тебе-то о чем горевать? Такой Илья у тебя прекрасный. Помогает тебе. Смотри! Вы фильм сняли, ты сценарий продала. Машина какая у вас классная! Разве ты одна смогла бы?
– Все так, только этой машину я эту почти не вижу. Пришлось на тачке везти витрину. Понятия не имею, где он.
– Мог колесо проколоть. Или еще что. Мало ли?
– Ну да, мог.
– Перестань! Пойдем кофе пить в наше любимое кафе!
Рита быстро оделась и вышла на крыльцо.
Первая метель начинается, небо серебристое, звон белой крупы, желтые тополиные листья асфальт скребут. Вот и зима. Здравствуй, зима.
Хорошо в куртке, шарфом закутаться. Просто супер. Кофе, свежесть снежка. Только пальцы мерзнут. Пора перчатки.
Из пелены показалась машина Ильи. Проявилась из метели, как фотография в проявителе.
– Эй! – закричала Рита. – Эй!
Обрадовалась – сейчас сядет в теплый салон и с Илюхой до дому доедет. Но он не увидел. Бежала. Надалеко – а смысл?
Машина исчезла за поворотом. Ничего особенного. Ну не заметил. Бывает. Но сердце Риты дрогнуло: скоро все закончится.
– Ты чего? – спросила подруга,
– Он перестал слышать стук моего сердца, – сказала Рита. – Он теперь в другом мире. Он не слышит моей музыки. Си бемоль. У меня си бемоль. Я слышу ноту си бемоль. А он – нет. У него там, в машине, сплошное соль.
– Смешная ты, – улыбнулась подруга. – Ерунда это все.
– Нет, – сказала я обреченно. – Планеты сдвинулись. Они разносят нас. Золотые нити выдергиваются из моего сердца.
Рита подняла воротник, сунула руки в карманы и, прячась от секущего снега, побрела по улице. Вместе с печалью пришло чувство свободы.
– Свобода и печаль ходят вместе, как музыка и текст песни…
– Красиво! Все-таки ты – талант. Если бы у меня был талант, я бы ни о чем не думала, – подруга вздохнула. – Это же такое счастье. Все тебя любят!
– Ага… Все. Любят.
– Перестань. Все будет хорошо!
Кофе, мороженое, музыка. Белые нити метели по стеклу кафе.
Илья уже был дома. Смотрел телевизор, сидя в кресле, щелкал пультом.
– Ты проколол колесо? – спросила я, войдя на кухню.
– Нет, – его глаза были тревожны.
– От тебя пахнет, – заметила я. – Когда успел?
– Нет. Я не пил, – Илья округлил глаза. – Я же за рулем. Хотя ты же знаешь! Я езжу в любом виде.
– Ты обещал меня отвезти в институт.
– А-а-а-а… Забыл. Прости. Вылетело.
– Забыл? – Рита помолчала. – Забыл. Забыл. Ладно.
Как-то все начало рассыпаться. Сценарий не шел, съемки срывались. Все впустую шло. И друзья куда-то все пропали. Только учеба осталась и работа после учебы: вымыть полы на отделении, потом подготовительные курсы. Или наоборот. Как сложится. Иногда Илья заезжал за ней, а иногда и забывал или не успевал. Но Рита плюнула – нельзя же человека дрессировать, как собаку.
Потом фильм про Риту, который снимала режиссер местной студии, получил приз на конкурсе документального кино, и Риту пригласили в Москву на программу о самодеятельных талантах. Но ее пригласили одну, хотя, конечно, все они делали вместе с Ильей.
– Ты же не сердишься? Ну, хочешь? Я не поеду, – сказала она, стоя в аэропорту на регистрации. И ее провожал Илья. А подруга, которая недавно вернулась из Вологды, не смогла. Что-то у нее там случилось.
– У нас все получится, – сказала Рита. – У нас будет своя студия, и мы будем снимать кино и мультики.
– Конечно, – согласился Илья. – Позвони, когда будешь лететь назад.
– Ага.
Москва кипела и гудела высоковольтно. В ее венах кровь гуще и теплее, чем кровь провинциальных городов. Перегретый ядерный котел – вот, что такое сердце Москвы. В Москве Рита немного потерялась. То, что давало несомненные бонусы в провинции – талант, оригинальность, дерзость – здесь не очень ценилось. Тут этого было валом. Здесь нудно было иное умение – не упустить удачу, подниматься по лесенке наверх, не оступаясь.