Сиам Майами
Шрифт:
Он пялился на ее голое тело сквозь пьяный туман в глазах, она на него — преодолевая дремоту.
Он попытался до нее дотянуться, но тут же пьяно отшатнулся. Она встала к нему боком. Он выпил еще водички. Она продемонстрировала ему зад.
Он продолжал хлебать воду, поглядывая на нее.
— Сиам, дорогая, организму не прикажешь. — ОН порадовался, что она позволяет называть ее «дорогая».
Она принялась прыгать перед ним: вверх-вниз, вверх-вниз. Любуясь ее голым телом и прыжками, он чувствовал себя так, словно она снова полностью находится в его власти.
Сиам вернулась в постель, чтобы там дождаться, пока он придет в состояние готовности. Приняв две таблетки аспирина, она подумала: «Это еще более унизительно, чем если бы мы чем-то занимались». В голове у нее прояснилось, она уже ненавидела себя за то, что превратила его в посмешище. Она чувствовала, что его неспособность объясняется тем, что он пытается произвести на нее впечатление, прикидываясь хорошим парнем. Знала, что он не заслуживает такой характеристики, но с нее было достаточно и того, что ему хочется таковым казаться. Она надела лифчик и комбинацию и более чем когда-либо почувствовала себя развратной голой девкой. Ей стало так тошно от самой себя, что она легла на спину. Так было легче справиться с собой: оказалось, что в полубессознательном состоянии она и впрямь испытывает потребность в мужчине.
С Доджем стряслась в ванной новая напасть: у него перестала гнуться шея. Он отчаянно растирал ее пальцами, но боль не проходила.
— Сиам, ты не могла бы помассировать мне шею?
— Что за беда теперь?
— У меня задеревенела шея.
— Кое-что другое задеревенело бы. — Язвительность замечания была скрашена сочувствием, с каким оно было произнесено.
Зазвонил телефон. Сиам сняла трубку.
— Ты в порядке? — спросил ее Зигги.
— Да, — простонала она.
— Что-то у тебя утомленный голос.
— Утомилась, — ляпнула она, не подумав.
— Уже поздно. — Зигги дивился на нее и терялся в догадках, что происходит.
— Я не могу строить планов на вечер. — Сиам посмотрела на ванную, откуда доносился шум льющейся воды. — Я заночую здесь.
Зигги пал духом.
— Передай Стью мои поздравления. Спокойной ночи. — Он бросил трубку.
— Кто звонил? — спросил Стюарт из ванной.
— Зигги, — честно ответила она. — Он шлет тебе свои поздравления. Я сказала ему, что проведу здесь всю ночь. — Она ожидала, что после таких слов он набросится на нее, полный гордости за свою удаль, и ей придется от него отбиваться, но он так и не показался. — Теперь ты можешь не дергаться.
Ему вроде бы полагалось сиять от восторга, но его, наоборот, скрутил страх. Сиам может растрезвонить о его неудаче — с нее станется. Хуже того, она может держать его под угрозой разоблачения, как под дамокловым мечом. Они поменялись ролями: теперь он попал в зависимость от нее. В гневе на нее, измученный приступом импотенции, он кинулся к кровати. Прежде чем она успела сгруппироваться, он перевернул ее, развел ее задранные ноги и потянулся ртом к ее лону.
— Нет, не надо!
Сиам в отчаянии уперлась руками в его голову. Она не желала, чтобы он возбуждал ее таким
— Я тебя прошу! — взвизгнула она.
Но ее решительный отпор только раззадорил его. Наконец-то она стала настоящей женщиной. Чувство отчужденности, въевшееся в него из-за частого рассматривания ее фотографии, прошло. Произошел столь желанный прорыв. Он снова горел нешуточным вожделением.
— Не смей! — Она мужественно боролась, но его плечи уже раздвигали ей ноги. — Не делай этого! — Она скрежетала зубами и из последних сил отпихивала его голову.
Он зарылся лицом в волосы у нее между ног. Она ощутила прикосновение его горячих губ. Она откинула голову, впилась зубами себе в губы, напряглась всем телом.
В следующее мгновение раздался утробный вопль. Его голова покинула с таким трудом завоеванную позицию с ретивостью пробки из шампанского. Он остервенело стирал с губ ее вагинальный крем. Даже засунув голову в гнездо шершней, он бы не проявил при улепетывании подобной прыти. Он метнулся в ванную и подставил голову под сильную струю воды.
Сиам зажала руками рот, чтобы не расхохотаться. Дальнейшее противостояние не входило в ее намерения. Она упала лицом на подушку, чтобы подавить приступ смеха. Через короткий промежуток времени ей понадобилось глотнуть воздуху, и звонкий смех раскатился по спальне.
— Извини, — проговорила она, жалея о слезах, сбегающих по щекам, таким неудержимым был приступ хохота. Безудержный смех помог ей расслабиться, и она обессиленно вытянулась на кровати. Она слышала, как он шумно чистит зубы; звук делался все более отдаленным; наконец она заснула.
Сон был глубоким. Но по какой-то непонятной ей причине она через некоторое время увидела сквозь смеженные ресницы физиономию Стюарта. Почему он так неистово старается? Она не могла пошевелить ногами: они казались налитыми свинцом. Все ее тело гудело от боли, словно ее выкручивали, как тряпку. Она закрыла глаза и отвернулась от его дурно пахнущего рта. Он хватал ее за груди. Она не стала ему мешать, потому что ей было противно прикасаться к его рукам. Он трудился в поте лица. Она приказала себе лежать спокойно и дожидаться конца. Однако лежать под ним спокойно оказалось слишком мучительно для ее нервной системы. Она учуяла на наволочке запах из собственного рта — мерзкий до тошноты.
Тогда она заставила себя вспомнить тесный гостиничный номер с обоями, как в парикмахерской, где она впервые, повинуясь инстинкту, поцеловала Барни. Целуя его тогда, она хотела одного — выжить. Она вспомнила, как он пятился от нее, как говорил, что от нее пахнет, как от его дедушки. Она не обозлилась на него, хотя ей тогда меньше всего хотелось выслушивать критику. Она хорошо поняла, что именно он хотел сказать. Как изящно она тогда свела на нет его отказ! Она гордилась собой. Научилась ли она тогда от Барни грубоватой нежности, таящейся в откровенности?