Сиам Майами
Шрифт:
Надзирательница в темной юбке и белой блузке провела их в ворота позади пустующих кассовых кабинок. Группа оказалась в тесной приемной, похожей на аналогичные помещения в бедной больнице. Здесь уже было приготовлено тюремное одеяние Сиам в сине-белую полоску.
Сиам посмотрела направо, и ее взору предстало тоскливое зрелище. Вдоль стен тянулись забранные решеткой клетки, в каждой из которых томились по четыре ярко одетые женщины. Вульгарная косметика делала их похожими на карикатуры. Женщины делились на толстых и тощих. Всех их заметно мутило от страха. При приближении любого начальства
— Кто это такие? — спросила Сиам у надзирательницы.
— Доставлены сюда из суда прямо ночью, — ответила женщина тоном экскурсовода.
— Что они натворили?
— В основном, занимались проституцией. Некоторым предъявлено обвинение в оскорблении словами или действием. Трудно сказать, что за чем следует: наркотики за проституцией или наоборот. Наверху у нас есть госпиталь, где их отучают от вредной привычки. Но через пять минут после того, как они выходят на свободу, их встречают в ближайшем подъезде или на входе в метро приятели — и снова пошло-поехало.
— Они часто к вам попадают?
— Большинство — завсегдатаи.
— Странно, когда человек превращается во вращающуюся дверь.
— Странно, но реально. — Надзирательница не пожелала продолжать беседу под этим углом. — Высокооплачиваемые проститутки сюда никогда не попадают — адвокаты сразу добиваются их освобождения под залог. Эти — беззащитные дурочки без гроша за душой.
— Простите, — вмешался режиссер, — но у нас жесткое расписание.
По пути в душевую Сиам спросила:
— Неужели город сдает свои тюрьмы для съемки рекламы?
— Ни в коем случае! — Вопрос показался режиссеру оскорбительным. — Мы сообщаем департаменту исправительных учреждений о своих нуждах. Если у них есть свободные помещения, с нас не берут денег. Действует джентльменское соглашение, мы вносим примерно двести пятьдесят долларов на спортивный инвентарь и все такое прочее.
Оказалось, что тюрьма отвела им не душевую, а соседнее помещение. В двери душевой имелось окно из толстого стекла, через которое надзирательницы могли следить за помывкой заключенных. Сиам тяжело опустилась в предназначенное для нее кресло, и гримерша начала превращать ее в неряху, как того требовал сценарий первой части ролика.
— Что здесь за вонь? — спросила Сиам у приставленной к ним надзирательницы.
— Мы дезинфицируем одежду поступающего к нам контингента. Они выходят от нас гораздо более чистыми.
— А что там за комнатушка с белым столом?
— Там поступающий контингент проходит личный осмотр. Мы проверяем у каждой влагалище и задний проход на наличие спрятанных наркотиков.
Появилась надзирательница с офицерскими нашивками.
— Надеюсь, вы не будете возражать, — сказала она режиссеру, — если, согласно нашему разрешению, образцовые заключенные посмотрят, как вы работаете? Они будут наблюдать за вами из столовой — это напротив, через коридор. Они вам не помешают.
— Сделайте одолжение, — сказал режиссер.
Облаченной в тюремную робу Сиам была вручена жестяная кружка.
— Будете колотить ею по решетке, требуя
Сиам взяла кружку. Все вышли в вестибюль и стали ждать грузовой лифт. Группе было сказано, что лифт задерживается, так как из него выгружается съемочное оборудование; чтобы не терять зря времени, можно было бы подняться по лестнице. Группа выбрала лестницу. Надзирательница отперла дверь. Когда группа начала восхождение, дверь снова закрылась. Процедура открывания и запирания дверей повторялась на каждом этаже; кроме двери лестница отсекалась от каждого этажа решеткой. Сиам успела заметить на одном из этажей заключенную, копавшуюся в мусорной корзине. Женщина совала себе за пазуху пищевые отбросы.
Поднимаясь по выметенной, хорошо освещенной лестнице, Сиам внезапно схватилась за перила — у нее закружилась голова от страха перед тюрьмой. Дело было вовсе не в лазании по мусорным корзинам — в заведении соблюдалась чистота — и не в клетках с выставленной на всеобщее обозрение парашей; пожалуй, она ждала более пронзительных картин; ужас тюрьмы состоял в том, что угодившая сюда женщина могла кануть в пустоту. За стенами тюрьмы копошились миллионы людей, но здесь это ровно ничего не значило. Заключенная превращалась в ничто, поскольку о ней никто не тревожился. Никто, за исключением тех, кто ее сюда упек, о ней не вспоминал.
Сиам поняла, что и она находится отчасти в таком же положении. Ее спасением был Барни. Пока он не появится, она будет паинькой, чтобы ее не глушили успокоительным. Она будет старательно сниматься в рекламе.
Они достигли нужного этажа. Для них отперли очередную дверь. Тюремный коридор уже был освещен переносными прожекторами, телекамера готова к съемке.
Сиам вошла в тесную каморку, сжимая в руке кружку. В стене напротив камеры было два застекленных окна, за которыми столпились обладательницы черных лиц. Они таращили на нее глаза, испытывая почтение к такой важной персоне. От их уличной закалки сейчас не осталось ничего, кроме шрамов и фонарей под глазами.
Сиам стало настолько не по себе, что она не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Ее спас смех ассистента режиссера и звукооператора, которые вошли к ней в камеру в сопровождении других членов группы и надзирательницы с офицерскими нашивками. Сиам последовала за ними в угол камеры, где имелось окошко с решеткой и стальной сеткой. В окне высокого жилого дома напротив мужчина занимался эксгибиционизмом, рассчитывая на внимание обитательниц тюрьмы.
Надзирательница нисколько не удивилась.
— Нам пора покинуть этот район. Теперь здесь живет такой люд, который и в тюрьму-то пускать опасно. Раньше под нашими окнами проходила наземная железная дорога вдоль Шестой авеню, а что творится теперь — сами видите. Времена изменились. Раньше мужчины заглядывали в наши окна, чтобы застать девочек в чем мать родила, теперь бесплатные зрелища наблюдают они сами. Ничего, скоро мы переведем их на остров Рикерс. Там им будет гораздо лучше, чем в Виллидж. Тамошняя колония расположена у самой взлетной полосы аэропорта Ля Гардиа. Лучше слушать рев взлетающих самолетов, чем смотреть на сумасшедших, демонстрирующих себя женщинам-заключенным.