Сиам Майами

Ренек Моррис

— В смысле тепла.

Она осталась довольна ответом.

— Вчера, без тебя, я перестала узнавать окружающий мир.

Он крепче прижал ее к себе.

— Как прошло вчерашнее выступление?

— Двадцать минут вызовов на «бис».

— Потрясающе! А у меня для тебя сверток. Зигги велел захватить его из конторы.

Они по очереди попытались разорвать тесемку, но не добились успеха. Ему пришлось перепилить ее о край бордюрного камня. Сиам развернула обертку.

— Гляди,

это я!

Это была афиша Сиам Майами — фотография в полный рост на белом фоне. Развевающиеся волосы закрывали лоб и одну щеку, она слегка подогнула колени, погруженная в пение.

— Глаз не оторвешь! — одобрил Барни. Фотография щедро демонстрировала ее стройные ноги; туловище было слегка повернуто, руки воздеты.

Вверху большими черными буквами было выведено ее имя. На уровне пояса через всю афишу шла надпись: «Секс… успех… очарование». Больше на афише ничего не было, не считая небольшого белого поля снизу, где впоследствии должны были появиться дата выступления, цена билетов и название стадиона. Афиша передавала сам дух ее исполнения; Барни и Сиам застыли в восхищении.

— Если по какой-то причине нам придется снова разлучиться, — сказала она, беря его за руку, — то давай условимся, чтобы разлука длилась не больше одной ночи. — Зашагав дальше, она задумчиво вскинула голову. — Если мы окажемся поблизости от Нью-Йорка, встречаемся в семь вечера в кондитерской возле моста Джорджа Вашингтона, где ты угощал меня яичным кремом.

Они поцеловались, скрепляя договоренность.

— Что тут еще?

В свертке оказалось много плотно сложенной бумаги.

— Это полотно анонса. Давай вернемся в твой номер и развернем его.

— Давай, — согласилась она.

— Что-то ты не очень радуешься.

— Что ты делал в Нью-Йорке? — тихо спросила она.

— Миссис Додж восхищается тобой.

— Зачем ты туда ездил? — Теперь она не отрывала глаза от тротуара.

— Чтобы помешать ее психованному супругу преградить тебе дорогу.

— Привлекать к этому ее несправедливо.

— Неважно. Что бы я ей ни наплел, с нее все как с гуся вода.

— Я рада, что ты ей так ничего и не сказал.

— Она и без меня все знает.

Сиам боялась на него смотреть.

— Что бы я ей ни сказал, она все равно знает не меньше меня.

Не поднимая глаз, Сиам покачала головой, отказываясь слушать дальше.

— Если эти люди не жалеют друг друга, то их ничем не остановишь, они и на нас поднимут руку.

Она знала, что за этим последует, и закрыла ему рот ладонью, чтобы не дать говорить.

— Молчи. Даже не думай об этом. Пожалуйста!

Она повисла на нем. Они молча прошли несколько кварталов. Вблизи отеля «Мейфлауэр» она оповестила его:

— У меня замерзли

ноги.

Дальше они брели молча.

— Не думай, что со мной трудно иметь дело, раз у меня среди лета мерзнут ноги.

— Зайдем в кафетерий.

— У меня ноги замерзли. — Она пыталась его вразумить. — Я не голодна.

Он больше молчал на этой прогулке, потому что ума не мог приложить, как донести до Сиам все те изощренные безумства, которым им придется противостоять. Его молчание встревожило ее.

— Почему ты со мной борешься? — еле слышно спросила она.

Он знал, что вывел ее из себя, нисколько не убедив.

— Обещаю, что не стану больше об этом заговаривать, пока у меня не появятся конкретные предложения.

— Не хочу, чтобы ты об этом думал. — Ей требовались клятвы.

— Даю слово.

Он подвел ее к кафетерию в колониальном стиле.

— Почему ты меня не слушаешь? — Она уже сердилась.

Он взял поднос и сказал человеку по ту сторону прилавка:

— Шесть картофелин, пожалуйста.

— Шесть штук на ужин не полагается.

— Я прошу не ужин, а шесть картофелин.

— Одна порция — это одна картофелина.

— Тогда дайте мне шесть порций.

Повар выудил из чана шесть картофелин в мундире.

— В пакетике навынос, пожалуйста.

— Попросите у кассирши. Следующий! — рявкнул повар на плетущуюся за Барни Сиам.

— Ничего, — ответила она и сказала Барни: — Я не ем картошку. От нее толстеют. — Она злилась из-за того, что он ее полностью игнорирует.

— Кофе?

— Нет! — отрезала она.

— Два слабых кофе, — распорядился он.

У кассирши попросил самый большой пакет. Она сбегала в кухню и вернулась с мешком из-под сахара. Барни поманил Сиам к столику в углу. Она села с упрямым выражением на лице. Он подал ей кофе. Она не пожелала к нему притронуться. Он опустился на одно колено, схватил ее одной рукой за лодыжку, а другой снял с ее ноги туфлю.

— Что ты делаешь? — удрученно спросила она.

Он, преодолевая сопротивление, сунул ее логу в мешок.

— Ух! — Она разинула рот и прекратила сопротивление, почувствовав живительное тепло. Сбросила вторую туфлю и сунула в мешок другую ногу. — Восхитительно! Никогда больше не стану есть картофель.

Он встал с колен и сел с ней рядом. Она обвила руками его шею и поцеловала так крепко, что ее глаза сначала удовлетворенно затуманились, а потом закрылись. Открыв глаза и оторвавшись от его губ, чтобы отдышаться, она обнаружила за их столиком пожилую женщину с мясистым носом, помаргивающую глазами-бусинками. Она пялилась на них поверх двух огромных пакетов с покупками, которые с трудом умещались у нее на коленях.