Сибирь
Шрифт:
В двенадцать Акимов не появился. Катя передвинула свои ожидания еще на два часа, объяснила это очень просто: Акимов — опытный конспиратор. Прежде чем войти в дом к Насимовичу, он наверняка установит за ним наблюдение. А наблюдение его не обрадует. Женщины идут и идут к портному. Несомненно, Иван поймет, что это за люди. Ихт, этих чопорных, провинциальных модниц, напомаженных и надушенных до тошноты, можно узнать за версту. Катя вчера уже нагляделась на них, колеся по городу. Естественно, что Иван где-то пережидает. Раньше трех он не появится.
"Прием заказов по вторникам, четвергам, субботам с 10 до 2 часов дня. Иногородние заказчики принимаются в любое время".
Припомнив вывеску и это объявление Насимовича, Катя про себя усмехнулась: "Иногородние заказчики!.."
Ловко придумал хозяин подпольной квартиры! Какие могут быть в Томске иногородние заказчики? Неужто поедут сюда из Красноярска, Новониколаевска и Омска? Иногородние — это такие, как она, как Иван Акимов… Вероятно, многие уже прошли через квартиру Насимовича по этой графе…
Но и после двух нарымский беглец не появился.
В три часа в маленькую комнатку Кати вошел Насимович.
— Как, Зосенька, наскучило в одиночестве? — Он посмотрел на Катю внимательными глазами, изобразив печальную мину на лице, заговорил о другом: — А Гранит, Зосенька, не пришел. Ждать дальше бесполезно.
С пароходом почему-то не получилось. Впрочем, почему не получилось, ясно. Гранит в Нарыме, пароход уходил из Колпашевой. За морем телушка полушка, да за всяк просто ее не уцепишь. Одним словом, пространство, Сибирь.
— А провала у Гранита не могло случиться? Еще там, на месте, или где-нибудь дорогой? — спросила Катя, хотя и знала, что скажет ей в ответ Насимович.
— Все могло быть. Мы умны, мы все примеряем десятки и сотни раз. Но наш враг, Зосенька, тоже не дурак. — Насимович помолчал, кинул взгляд на дверь, снизил голос почти до шепота. — Я не хочу, Зося, чтоб Стася знала о твоей встрече на пристани. Не будем ее волновать. У нее сердце…
— Я согласна, пан Насимович…
— Товарищ Насимович, — чуть усмехнулся портной.
— Да, конечно, товарищ. Но привычка…
— Не осуждаю. Нет, нет. Дан так пан. А лучше все-таки дядя… Пора ведь и пообедать, Зося-Катя. Слышите, вон Стася уже посудой гремит.
В приоткрытую Насимовичем дверь хлынул аппетитный запах свежей еды, только что вынутой из печи.
— После обеда, Зося, часика на два я уйду. Возможно, что-нибудь известно о Граните другим товарищам, — все так же вполголоса произнес Насимович.
— Это превосходно, дядя Броня. Я очень рада! — вскинув руки и хлопнув в ладони, прошептала Катя и покраснела, сконфузилась, втайне упрекнув себя: "Уж слишком все по-личному у меня. Насимович в самом деле вообразит, что я Ванина невеста или чего более — жена. А ведь ничего-ничего не было, ничего, кроме его куцей записки из предварилки".
— А тебе, Зося, опять скучать придется одной.
— Придется,
Они вошли в большую комнату в тот самый момент, когда тетя Стася вынесла из маленькой, отгороженной уголком кухоньки белую миску со щами.
— Сегодня у нас, Зосенька, щи со свининой. Бронислав у меня просто обожает это блюдо. А варю я щи по-сибирски: чашка кислой капусты, большой кусок жирной свинины в цельном виде, немножко картофеля и, конечно, лук, две большие головки, — заговорила тетя Стася.
— Моя милейшая Стася, я боюсь, что проглочу собственный язык, не отведав твоих щей, — со смехом сказал Насимович.
— Бедняжка мой! Как он проголодался… Я наливаю тебе, Броня. Садись, наливаю. Ты извини, Зося, что первую порцию получает он. — Тетя Стася, невзирая на свою полноту, проворно сбегала в кухню за хлебом, за поварешкой и принялась разливать щи по тарелкам.
За обедом тетя Стася попросила мужа рассказать о сегодняшних заказчицах. Насимовича посещали женщины самого различного круга, и он умел иногда подметить такое, что тетя Стася, любившая похохотать, хваталась за бока.
— Представь себе, Стасенька, одна из заказчиц сегодня серьезно позавидовала тебе. Она сказала:
"Я представляю, какой картинкой содержите вы свою супругу. Она носит, вероятно, самые модные костюмы вашего изготовления".
— Кто эта дурочка, Броня? Молодая или старая? — спросила тетя Стася.
— В годах уже. И, судя по всему, купчиха.
— Ты, Броня, не спросил ее, что бы она стала делать, если б вдруг оказалась, царицей? — весело пошутила тетя Стася.
— Ну с какой же стати стал бы я спрашивать об этом? — удивленно повел сухими плечами Насимович.
— А я бы спросила, обязательно спросила бы, и Знаю, что ответила бы она.
— Что же? — чуть не в один голос спросили Катя И Насимович, придерживая свои ложки.
— А вот что: сшила бы себе сто тысяч платьев и С утра до ночи перед зеркалом примеряла их.
Катя и Насимович засмеялись, а тетя Стася отодвинула от себя тарелку и, глядя на Катю, сказала с гневом:
— И небось считает себя умной эта особа. Вот, Зосенька, каких земля носит.
— Ну а еще одна, Стася, — продолжал Насимович, — призналась мне. Говорит, что шила у меня английский костюм в Варшаве. Вы, говорит, пан Насимович, душка, вы дамский благодетель, и я помню, что в Варшаве все модницы от вас были без ума.
Насимович и тетя Стася как-то выразительно переглянулись, и выражение их глаз было таким, что Кате подумалось: не является ли вывеска, гласившая, что Бронислав Насимович — первостатейный варшавский мастер, только хитрым прикрытием конспиративной квартиры большевиков? Может быть, ему в Варшаве-то даже не приходилось бывать.
Катя, естественно, не стала высказывать свои мысли вслух, лишь про себя сказала: "А если и так, то дай бог, чтобы подольше ни у кого не закрались сомнения в этом и вывеска Бронислава Насимовича помогала бы нам успешно делать свое дело".