Сибирский эндшпиль

Хоган Джеймс Патрик

Протворнов скривил губы, почти улыбнулся, словно в знак удачно отраженной атаки.

– Да, говорите вы так. Однако служите вы в ВВС США и занимаетесь шпионажем. Вам не кажется, что это несколько странная карьера для женщины с таким мировоззрением?

Пола вздохнула и отбросила завиток со лба.

– Это личное... Я поступила на службу... чтобы вырваться из дома, добиться независимости. Для меня было важным понимать науку. Что касается второго... меня уговорили. Это не то, чем я занималась.

– А чем вы занимались?

– Мы уже прошли это. Я не буду отвечать.

–

Итак, вы говорите, что вас уговорили заниматься шпионажем. Вас принудили заниматься шпионажем в пользу американских военных? Вы согласны сделать об этом заявление?

– Нет, я не сделаю этого.

– Если вы просите об одолжении, можно быть и податливее.

– Я не прошу одолжения. Я предлагаю сделку.

Протворнов бросил взгляд на майора Ускаева, качнув в его сторону пальцем. Жест словно говорил: ну что ж, на этот раз не вышло. Генерал не стал развивать эту тему, сделал паузу, а потом заговорил о главном:

– Вы сказали товарищу Ошкадовой, что хотите быть нам более полезной? Я правильно понимаю?

– В разумных пределах, да.

– А почему вы хотите быть нам полезной?

– Я не хочу быть полезной вам. Я хочу быть полезной себе.

– Я всегда уважал открытость. А каковы же пределы?

– Я не хочу никого предавать, я не стану делать ничего, что связано с военными или против интересов моей страны. Но, за этими исключениями, я бы хотела рассмотреть возможности взаимного сотрудничества.

– А почему мы должны быть заинтересованы сотрудничать с вами?

– Потому что у вас ограниченные ресурсы. Вы не можете позволить себе держать здесь бесполезных людей.

Протворнов хмыкнул и перевел взгляд на Ускаева. Тот наклонился вперед:

– Нам сказали, что у вас есть опыт работы в области связи?

– Кое-что.

– Вы стали бы заниматься работой, связанной с коммуникациями?

– Какой, например?
– настороженно спросила Пола. Ускаев недовольно скривил губы.

– Исследование и развитие возможностей связи с Землей, и, может быть, другими космическими станциями.

– Нет. Я не хочу заниматься никакими военными работами.

– Но "Валентина Терешкова" - не военная станция. Это исключительно социологический эксперимент.

– Ради Бога. Вы прекрасно знаете, что работы из этой области могут применяться где угодно.

– Ну тогда как насчет скоростной компрессии и защиты данных?

– Нет. Послушайте, может быть, нам вообще забыть о моей квалификации? Я ей не торгую. Но кроме этого, я знакома с общими научными теориями, которые можно использовать в любой области: медицина, может быть, образование... Мы же можем прийти к такому соглашению, и это было бы лучше, чем не решить ничего. Вот что я хочу сказать.

Ускаев смотрел на свои руки, без конца сравнивая один палец с другим. Наконец он поднял глаза и с сомнением покачал головой.

– Я не думаю, чтобы она могла нам пригодиться, - сказал он Протворнову.

Протворнов, похоже, был не удовлетворен таким выводом. Он собрался ответить ему, затем передумал и посмотрел на Полу:

– Я бы хотел поговорить с майором Ускаевым наедине. Пожалуйста, подождите снаружи.

Пола

уселась за столиком в проходе, листала журнал, но страниц не видела. Не так, не так, все не так. Она испортила все. Она была слишком упрямой. Протворнов верно сказал - человек в ее положении может быть и податливее. Она видела через окно в комнату дежурной сестры, как два офицера о чем то спорили, размахивая руками. Ей нужно было прикинуться податливой и согласной - только бы перевели из этой жуткой кухни - а беспокоиться обо всем остальном уже потом, когда для них будет больше хлопот отправить ее назад. Ну почему она всегда пытается сделать все сразу? Ольга говорила ей, как русские достигают своих целей - медленно, не торопясь, как будто каменотесы, вставляют клинья в узенькие трещинки. У нее только что был шанс вставить свой клин. Вместо этого она со всего размаху ударила кувалдой.

Наконец ее позвали обратно.

– Мы пришли к компромиссному соглашению, - сказал Протворнов.
– Вы будете работать с товарищем Ошкадовой, в течение испытательного срока. Она лучше расскажет вам о всех возможностях, которые у вас могут быть. За это время вы должны решить, что вы можете дать нам в обмен на более длительное соглашение. Через месяц мы рассмотрим этот вопрос вновь. А пока мы поверим, что вы ученая, а не профессиональная шпионка. Если вы согласитесь, ваше положение будет соответственно изменено. Ну как?

– Я согласна!
– выпалила Пола. К этому времени у нее не осталось никаких сил быть непоколебимой.

Ей выдали светло-зеленую форму, наподобие той, что была на Ольге, когда Пола увидела ее в штаб-квартире, и перевели в ту часть Замка, что была на "поверхности", о которой она даже не догадывалась. Здесь поверхность земли поднималась вверх к стене станции, к западу границей исправительной колонии был огромный водяной резервуар, он же отделял их от городского центра Новой Казани.

На этом клочке земли жила привилегированная категория заключенных, к которой теперь принадлежала и Пола. И хотя редкая трава, жесткие кустарники, сомнительного вида деревья, пытающиеся выжить на пепельной почве, небольшие хижинки на четыре человека - все это напоминало больше лагерь беженцев, а не загородный клуб где-нибудь во Флориде, тем не менее после камер и кухни это была идиллия. У некоторых домиков росли цветы. На берегу резервуара был даже небольшой пляж с купальней, отгороженной сеткой. Правда, сейчас им не пользовались, из-за утечки масла неподалеку из-за обилия водорослей - но ощущение ветра над водой, после многих недель голой камеры и потрескавшихся стен было просто необыкновенным.

В первый вечер, когда она решила пройтись от домиков к резервуару и обратно, вдоль внешней стены и через холм обратно к домикам, в этот вечер пошел дождь.

24

В конце июля русские негласно передали ряду западных и азиатских государств запись, как они утверждали, добровольного, признания Волшебника. На пленке Волшебник выглядел спокойным, собранным, в добром здравии. Доктора, психологи и профессиональные следователи, смотревшие эту запись, пришли к единому мнению - никаких следов принуждения.