Сибиряк. В разведке и штрафбате (Охотник)
Шрифт:
– В разведку ходили, далеко в тыл. Ты мне накидочку найди, чтобы людей не пугать, и до разведотдела проводи.
– Дорогу забыл? – пошутил Саша.
– Дурень ты, Саня! Документов у меня при себе нет, форма на мне немецкая. Пристрелят еще сдуру!
– Я старшине доложу.
– Жду.
Саша вернулся быстро, накинул на плечи Алексея плащ-палатку. Сняв с головы немецкую пилотку, Алексей засунул ее под левый погон. Теперь, особенно в темноте, на него никто не обратит внимания.
Они пошли в разведотдел.
Капитан
Едва Алексей с Сашей зашли в сени, как встретивший их бравый сержант сказал:
– Проходи, капитан уже заждался.
Алексей постучал и открыл дверь.
Капитан сидел за столом. Подняв голову, он улыбнулся и перевел взгляд за спину Алексея.
– Никого больше не будет, товарищ капитан. Все на «нейтралке» полегли. Я один вернулся, карту принес.
Алексей расстегнул пуговицы кителя и протянул капитану карту.
– Ты ранен? Рука в крови.
– Это кровь Дробязго.
Капитан помрачнел, отвел взгляд; потом, не выдержав, уткнулся лицом в ладони и просидел так пару минут.
– Какая группа была! Двое знали немецкий язык, как родной. Где я еще таких разведчиков найду?
Он с усилием провел руками по лицу, потом поднял голову и прямо взглянул в глаза Алексею:
– После войны горевать будем.
В нетерпении развернул карту.
– Она самая! Мне сейчас к начальству идти, а ты отдыхай. Завтра утром ко мне, доложишь подробно. И покажешь мне те места на «нейтралке», где члены группы остались. Они герои, и похоронить их надо достойно.
– Есть!
Алексей попрощался с Диденко. Тот направился на передовую, Алексей же – в расположение взвода.
Разведчики спали. Алексей нашел свободное место, улегся и мгновенно уснул.
Проснулся он от голоса:
– Тише вы, черти! Человек отдыхает!
Но Алексей уже поднялся. Он умылся, сдал старшине немецкую форму и оружие, переоделся в свое и получил документы. Не спеша и с аппетитом поев, направился в разведотдел.
– Не торопишься! – встретил его сержант. – А капитан уже заждался.
Алексей взглянул на него неприязненно, но промолчал. За двое последних суток он спал от силы часов пять, да еще эта передряга на «нейтралке». «Тебя бы туда, сержант, весь лоск быстро бы слетел».
Алексей постучал и, услышав разрешение, вошел.
Капитан дымил папироской.
– Здравия желаю, товарищ капитан!
– Можешь не тянуться, не на плацу. Садись, рассказывай подробно.
– С какого места начинать?
– С начала.
И Алексей рассказал все.
Капитан слушал молча, одну за другой курил папиросы. Когда Алексей закончил свой рассказ, спросил:
– Одного не пойму. Ребята в группе подготовленные были, двое знали немецкий язык. Тертые калачи! Но они погибли, а ты уцелел. Объясни, почему?!
– Вы меня в чем-то подозреваете?
– Если был обстрел и всем пришлось
– А вы, товарищ капитан, сползайте ночью на «нейтралку», сами убитых осмотрите…
– Вот только дерзить не надо, Ветров! – повысил голос Васильев. – Я еще не определился в степени твоей вины, а может – и предательства.
Не находя слов, Алексей от возмущения даже задохнулся. Так его еще и в предательстве подозревают?! Группа жизнью рисковала в немецком тылу, и когда их на «нейтралке» обнаружили, ему просто повезло. Он мог быть на месте любого убитого – Петра, Женьки, Василия.
– Вот что: бери бумагу и опиши все, как было, – капитан подвинул ему лист бумаги и карандаш.
Медленно, обдумывая каждое слово, чтобы его не поняли двояко и не истолковали его рассказ превратно, Алексей написал докладную о рейде группы.
Васильев прочитал, хмыкнул:
– Пока можешь быть свободен.
Причем слово «пока» он выделил интонацией.
Алексей встал с табуретки, вытянулся:
– Разрешите идти?
– Иди.
– Есть.
Алексей направился во взвод.
Его окружили разведчики.
– А где группа?
– На «нейтралке» полегла, на обратном пути.
Больше с вопросами к нему не подступали. Каждый понимал, что если в рейд уходили четверо, а вернулся только один, то досталось группе по полной программе. В разведку шли парни лихие, в ней было много бывших уголовников. Они через слово произносили блатные словечки, цыкали слюной, сверкали фиксами. Но давить уголовным авторитетом, как-то притеснять других – не было такого. Каждый понимал, что во вражеском тылу от действия одного подчас зависела жизнь всей группы.
В своем расположении разведчики вели себя более независимо, чем воины других специальностей. Их уважали, даже побаивались, но им не завидовали.
В обиду себя разведчики не давали. Вот только жизнь разведчика на фронте была недолгой. Два, три, четыре месяца – и взвод обновлялся практически полностью. Кто-то в разведку шел по глупости, прельстившись усиленным пайком, кто-то, как уголовники, – из-за вольготной жизни, другие – за трофеями. С убитых немцев снимали часы, забирали портсигары, зажигалки, пистолеты и в своем тылу обменивали на водку или продавали за деньги.
К вечеру во взвод пришел старшина и, пряча глаза, забрал у Алексея табельный ППШ.
– Извини, Ветров, капитан приказал.
«Прямо смехота! – подумал про себя Алексей. – Оружия в избе полно, в углу в пирамиде автоматы стоят, у каждого разведчика в «сидоре» трофейные пистолеты лежат, гранаты». И изъятие у него оружия – либо перестраховка капитана, либо моральное давление. Неприятно было.
А еще капитан обратил внимание, что куда бы он ни шел, за ним в отдалении все время ходил старшина. Алексей ухмыльнулся: он сразу засек за собой «хвост», иначе какой же из него разведчик.