Сибиряки
Шрифт:
— Алексей Иванович!..
— Постарайтесь вернуть акты из ГАИ, Никон Сергеевич. Пока их не утвердили. В противном случае я впишу в акт приемки хозяйства незаконное списание «ярославцев»..
— То есть как?! — вскричал Перфильев. — Но ведь это же несправедливо! А если бы я успел списать эти машины?..
— В том-то и дело, что не успели, а мне теперь придется восстанавливать эту рухлядь.
— Так спишите!
Поздняков прищурился на Перфильева и отвернулся.
— Это будет не совсем честно, товарищ Перфильев. Машины растащены по частям, и ответственность за них должны нести вы.
— Я?! — Перфильев вскочил
— Я? Ваш преемник.
— Да вы что, издеваетесь? Или вам мало того, что меня сняли с работы, зимой вышвырнули из квартиры в холодную дачу… да еще с больным ребенком?!
— Спокойней, товарищ Перфильев. Я к истерикам равнодушен. Вы — руководитель и умейте держать себя в руках.
Перфильев опомнился. Хватая раскрытым ртом воздух, он с трудом вернулся к столу и, опустив голову на руки, весь обмяк, замер. Поздняков молча ходил от окна к печке. На смуглом лице его не было ни жалости, ни усмешки.
— Простите, Алексей Иванович… погорячился я, батенька… Нервы проклятые подводят… Но подумайте, как же я могу быть спокоен: с этаким клеймом да в трест! Что же это такое? Да я-то тут при чем, батенька? Кто-то поторопился, порастаскал детали, а я отвечай… Это Сидоров… Сидоров допустил такое ротозейство!..
— Еще раз прошу успеть взять из ГАИ акты.
Перфильев пожал плечами и, пробормотав что-то похожее на прощанье, выпятился из номера. И в тот же миг от двери в сторону шарахнулась чья-то фигура. Перфильев растерянно поглядел ей вслед и уже хотел пройти дальше, как из полутьмы его окликнул знакомый голос:
— Никон Сергеевич!..
Перфильев вздрогнул и обернулся. Это был Сидоров. Оглядываясь вокруг, словно боясь, что его кто-нибудь увидит, Сидоров вкрадчиво прошептал:
— Они одни? — он указал на дверь.
— Кто — они?
— Товарищ Поздняков.
— Одни. Иди, иди, батенька, твоя очередь. Не теряй время.
— Вот спасибо, Никон Сергеевич. А то я уж уходить думал… — и Сидоров с трепетом постучал в дверь.
— Что же вы, товарищ плотник, гвозди не привезли? Чем вы навесы собираетесь строить? — сразу же заговорил Поздняков, едва Сидоров бочком просунулся в номер и доложил о доставке с судоверфи досок, бревен, колючей проволоки.
— Ошибаетесь, Алексей Иванович, я ведь не плотник… — чуть слышно пролепетал он. — Я ведь на… — но слово «начальник» у него так и не получилось.
Поздняков поднял на Сидорова жгучие черные глаза.
— Что ж тут зазорного, товарищ Сидоров? Я шофер, а вы плотник. Разве не так?
— A-а… ну да, конечно, Алексей Иванович… Это верно…
— Сколько бригад может приступить завтра к работе? — выручил вконец растерявшегося начальника автопункта Поздняков.
— Две. Две, Алексей Иваныч. Как сказали.
Поздняков снова занялся топкой. Сидоров, стоя у порога, переминался с ноги на ногу и никак не мог решить: ждать ему, что еще спросит новый хозяин, или пора уходить.
— А гвозди, Алексей Иваныч, будут. Утречком и доставлю…
— Хорошо, товарищ Сидоров. А послезавтра должны работать все четыре бригады. Людей вы знаете, отберите плотников, весовщиков, завскладами. Руководить стройкой будете вы, автопункт я беру на себя. Через три дня начнем завоз первых грузов.
«Эк он хватил! — мысленно поразился Сидоров. —
— А потом займетесь восстановлением «ярославцев». Тех, что вы позволили раскулачить.
Сидорова прошиб пот.
— То есть… как это я, Алексей Иванович? Да я… да вот, пожалуйста… вот, сами извольте поглядеть… — Он суетливо расстегнул стежонку и, достав аккуратно сшитую пачку бумажек, протянул Позднякову.
— Что это?
— Записочки, Алексей Иванович, записочки… Специально хранил при себе, чтобы зазря не страдать… Ведь сам Перфильев снимать заставлял… А теперь, значит, на меня свалил, ядрена палка…
Поздняков брезгливо полистал записки Перфильева, вернул Сидорову.
— Ну что ж, за то, что приказал тащить Перфильев, ответит он. За все остальное будете отвечать вы. — И, помолчав, добавил: — А сейчас, товарищ Сидоров, постарайтесь организовать строительство. Да так, чтобы я больше не ошибался — плотник вы или руководитель.
Глава третья
Червинская спешила домой в чудесном расположении духа. Даже хмурый ветреный день, еще час назад казавшийся ей отвратительным и холодным, словно повеселел, стал теплее. Еще бы: такая сложная и такая удачная операция на черепе да еще где — в тайге, в леснической хатке, за целые сотни километров от клиники, от Иркутска! И вот сейчас она уверенно заявила в сануправлении самое дорогое, самое заветное для всех врачей мира: «Он будет жить!» Как волновалась она, отправляясь с хирургической сестрой на маленьком самолете в неведомую ей страшную глушь, спасать неизвестно где и как раненного человека, с единственным заключением лесорубов: «Пробита голова, на самолете не довезем, летите сами!» А как были удивлены ее сообщением в сануправлении: трепанация черепа в условиях тайги, дощатого стола да керосиновой лампы! Нет, ей положительно везет в этом Иркутске! Давно ли приехала она сюда со своей старой няней Романовной, приехала, что казанская сирота: с двумя чемоданами да рядовым направлением министерства, без рекомендаций, без зрелого опыта, без надежды. И не попади она в руки профессору, доброму своему гению Сергею Борисовичу, может, все бы пошло иначе…
Червинская поймала на себе пытливые, добродушные, веселые взгляды встречных прохожих и, опустив голову, сбавила шаг. Хороша же она, наверное, была в эти минуты — совсем как школьница, бегущая домой с пятеркой в тетрадке.
— Ольга Владимировна! Подождите!..
Через дорогу, забавно размахивая левой рукой, будто отталкивая от себя нечто, перебегал высокий человек в сером демисезонном пальто. Другой рукой он придерживал мягкую широкополую шляпу. Червинская узнала Лунева, и ее синие глаза брызнули смехом.
— Яков Петрович!.. Да вы с ума сошли: в такой холод выходить в шляпе! — напустилась она на него вместо приветствия, едва тот, весь сияя от удовольствия, схватил ее руку.
— Но вы же сами сказали, что вам нравится видеть меня именно в этой шляпе…
— Перестаньте! И сегодня же снимите ее! Слышите?! Нет, вы подумайте, ради того, что мне нравится его шляпа, он готов рисковать головой!
— Какой риск? Мне вовсе не холодно…
— Яков Петрович!.. Ну пожалуйста, не делайте больше таких рыцарских выходок. Вы в институт?