Сибиряки
Шрифт:
И успокоилась. Умылась холодной как лед водой, поправила волосы и, растянувшись на шинели, снова стала ждать Нюську.
Нюська вернулась не одна: с тремя автоматчиками и одним незнакомым Ольге пожилым санитаром. Однако и присутствие живых здоровых людей не взбодрило и не обрадовало Червинскую. Картина гибели Савельича не оставляла ее. А воображение рисовало еще трагедию: бегут, падают под танками люди госпиталя и среди них грубоватый седоволосый… Неужели судьба и на этот раз зло посмеялась над нею?..
— Ну, я ему дал, гаду! —
— Герой, чего там! — перебил автоматчика пожилой санитар. — Не время только, сынок, сейчас трофеи считать. Надо об другом думать: куда подаваться начнем. Тут сам черт не поймет, где немец, а где кто.
Сержант, голый до пояса, с наслаждением плескал на себя воду, громко отдувался и фыркал. Глядя на него, полезли в ручей и остальные два автоматчика. Заплескалась и Нюська. Сержант посмеивался над нахохлившимся в стороне санитаром:
— А ты что, папаша? Баньки нам в лесу не сготовили, пользуйся! — Парень подставлял брызгам то грудь, то широкую в крупных лопатках спину и от удовольствия скалил зубы.
Санитар сплюнул недокуренную цигарку, покосился на сидевших в стороне Червинскую и Нюську.
— Сказал бы я тебе, парень… А ну кончай мыться! Ишь разжарило! Идти надо!
— А куда? — наивно спросила Нюська.
— Верно! Куда идти? — улыбнулся сержант, отирая себя белой рубахой. — Воевать будем. У нас теперь сила: три автомата, да дед образца 1891 года, да горючки пять бутылок, да… Вань, сколь у тебя лимонок?
— Ни одной.
— Значит, четыре. Да свой госпиталь — чего нам не воевать? К своим будем пробиваться.
Санитар поднялся с травы, оперся о винтовку.
— Молодежь вы, молодежь и есть. Все у вас просто. Где они теперь, свои-то?
Голова сержанта застряла в вороте.
— Чудно как-то ты калякаешь, папаша. Вот тебе восток, вот тебе запад. Там свои, там чужие… А кому, может, тоже свои?
— Это ты к чему, парень?
— А ни к чему. А у тебя что на уме?
— Дурень! — рассердился санитар. — Я ж тебе дело калякаю. Нам сейчас на какое ни то село надо выбираться. А там смотреть будем: свои в селе, альбо немцы. А тут навоюешь чего?
— Ишь ты! Нет, к селу нам, дед, не резон. Нам на фрицев смотреть нечего. Мы на них в другом месте посмотрим.
— Верно отец говорит, сержант. К селу надо, — принял сторону санитара автоматчик постарше. — Проблудим в лесу, с голоду только сдохнем.
Сержант махнул рукой.
— Ладно. Иван, лезь на осину, может, видать что. Но гляди, дед, к немцу в село заведешь — вот схватишь! — показал он санитару на автомат.
— Тьфу! — зло сплюнул тот и выругался. — Да нешто так можно людям не верить? Кто тебя учил этому, протезная твоя голова! Ты с мое повоюй, сопля зеленая!..
— Будет вам! — одернула Нюська. — А ты чего
Солдат скинул сапоги, полез на осину. Но и осина высока, и стоит на бугре, а спустился с нее ни с чем. Даже злосчастной дороги не видел. И маленький отряд двинулся наугад к востоку.
Шли лесом. Все шестеро. Овражками, лощинками. Перебегали открытые места. Ночь застала их у речушки.
— Село близко, должно быть. Надо опушкой держаться, к реке поближе, — сказал санитар.
На ночлег устроились одной кучкой, тесно прижавшись друг к другу. К утру выпал густой иней, лужицы затянуло льдом. Теперь впереди шел санитар, за ним сержант, автоматчики, Нюська и, наконец, Ольга.
Неотвязная, пугающая мысль о тех, кто остался там, с госпиталем, ни на минуту не оставляла Ольгу. Ведь, торопя с отправкой первой партии машин, сам же он сказал: успевать надо, не проскочим — труба!.. Что же теперь с ними?.. С ним?..
Порой Ольгу даже подмывало оставить этих, вернуться туда, где еще может найтись хотя бы какой-нибудь след… Но ведь это безумие! Где она будет искать его? Среди немцев?..
И Ольга шла, шла, повинуясь воле других, смутному собственному рассудку…
Только к концу следующего дня наткнулись на лесную свежеезженную дорогу.
— Гляньте, братва, телеги прошли! — показал на выбитые железными шинами тонкие колеи автоматчик. — Село близко. Эх, молочка бы!
Санитар снял пилотку, отер ею, как после трудной работы, шею, молвил:
— Хороша Маша, да не наша. Рядком с дорогой пойдем.
Разделив между собой остатки галет, шестерка двинулась вдоль дороги. На ночь остановились у развилки. И опять: куда идти? Далекая бледная вспышка света осветила макушки мертвого леса, смутно проглянувшую в нем дорогу. И опять вспышка…
— Неужто гроза? — прислушалась Нюська.
— Ноябрь, какая тебе гроза, — отозвался из темноты сержант. — Эх, у нас сейчас уже мороз под сорок, а то и с гачком.
— А ты откуда родиной? — не удержалась Нюська.
— Я с Байкала. Остров Ольхон есть такой, знаешь?
— А я из Качуга, — вставила, вздохнув, Нюська, — слыхал?
— Эй, где вы, идите сюда! — позвал откуда-то из темени санитар.
— Чего нашел там?
— Чего-чего, — передразнил голос. — Сена копна. Неча там мерзнуть.
— Вот здорово! — обрадовалась было Нюська, но сержант цыкнул на нее:
— Стой! Раз копна, значит, село близко. Не напороться бы на немца теперь…
— Ладно тебе, герой! — звал из темноты голос. — Куда ты сейчас уйдешь, дурень!
В копне немедленно сделали подобие конуры, отогрелись. Санитар с винтовкой остался у выхода. Сержант засопел первым…
Ольге не спалось. Вслушивалась в мерное посапывание Нюськи и всхрапы солдат, силилась отогнать от себя навязчивые мысли: уйти, вернуться, искать, что бы ей это ни стоило.