Сицилиец
Шрифт:
Жёсткая щетина дерёт подбородок, губы. Я вжата в зеркало, раздавлена, парализована и мне очень страшно, но и сладко… Тело разрывается изнутри, в нём бесчинствуют томление и жар, огонь и озноб.
Марко нажимает кнопку своего этажа и лифт останавливается. И вот сейчас, когда мне не нужно думать и что-то решать, когда надо просто следовать за человеком, при мысли о котором у меня сжимается сердце, я чувствую ужас надвигающейся паники.
– Идём, – командует Марко
Я наклоняюсь вперёд, одной рукой держусь за живот, а другую выставляю перед собой, как бы защищаясь. Надо перевести дух,
– Я с тобой не иду.
– Идёшь.
Он хватает меня за руку и вытаскивает из лифта, тащит по коридору, открывает дверь и вталкивает в свой номер. Там какие-то коробки и пакеты. Я запинаюсь и падаю. Он перешагивает через меня, проходит в комнату и срывает с кровати покрывало.
– Раздевайся! – он наклоняется надо мной, поднимает, ставит на ноги и снова впивается в мои губы. Быстро и коротко.
Я не успеваю сказать или хоть как-то дать знак, что меня разрывает удушающий приступ коитофобии* из-за моего идиотского одноклассника Сашки Зайцева.
*(Коитофобия – это навязчивое состояние, выражаемое в ужасе перед половым актом)
Марко ищет тайные крючки на моей блузке, стягивает юбку. Меня колотит, и я не могу дышать, я действительно задыхаюсь, но сил сопротивляться у меня нет. Он рывком разворачивает меня и целует шею чуть ниже затылка, проводит рукой по моему лицу, шее, спускается ниже.
Обеими руками он больно сжимает мою грудь и я громко выдыхаю. От этой боли я на миг забываю и об однокласснике и своём ужасе, и фиксируюсь только на ощущениях испытываемых телом.
– Раздевайся! Быстро! – Приказывает Марко низким хриплым голосом.
Он мнёт, целует и сжимает меня а потом вдруг отпускает, отстраняется и начинает расстёгивать свою рубашку. Меня трясёт, и я не понимаю, что со мной, что это вообще такое – сомнамбулизм, электричество или может быть, лихорадка Эбола. Только задень – сразу разряд, эпидемия, шаровая молния.
Я начинаю медленно падать, судорожно глотая воздух. Свет фонарей из окна искажает реальность, и я вижу всё происходящее как в кино.
Марко подхватывает меня и целует невероятно долгим поцелуем, и я вдруг начинаю понимать, что уже не задыхаюсь и даже могу стоять на ногах. Я неуверенно начинаю нащупывать свои замочки и пуговки, мы стоим напротив друг друга и молча раздеваемся.
Сквозь ужас паники и смятение пробивается новая неудержимая сила, заставляющая меня ликовать и захлёбываться сладкой истомой.
Я путаюсь в юбке и застреваю, пытаясь высвободить ногу. Марко оказывается проворнее и стоит передо мной уже совершенно голый. До меня доходит его жар, и я ловлю ноты его утреннего парфюма, мускуса и желания. Он прижимается целует меня в шею, а его член упирается в меня, прижимается к животу, и мне передаётся его пульсацию, огонь и сила. И я понимаю, что не хочу больше сдерживаться.
Марко поднимает меня на руки и опускает на кровать, срывает намотавшуюся на ногу юбку, наклоняется, кладёт руку на живот и целует в губы, вламывается своим сильным языком, заставляет задыхаться и терять сознание. Он проводит кончиками пальцев по груди, сжимает, гладит, целует и лижет.
Я не знаю, не понимаю, не осознаю того, что он делает. Он проводит ладонью мне между ног и по телу проносится электрический импульс. Я
Моя последняя броня исчезает, и я остаюсь совершенно открытая и незащищённая. Инстинктивно сжимаю колени, но Марко с силой разводит их в стороны и в этом движении, в раскинутых ногах в разверзнутой плоти, в готовности, мягкости и податливости – мой великий дар, жертва Молоху, направляющему его вздыбленный, жаждущий крови член.
– Это мой первый раз, – шепчу я.
Марко на миг замирает, а потом нежно целует в губы.
– Не бойся, – шепчет он прямо мне в рот и я сжимаюсь от благодарности и ласково глажу его затылок и крепкое, сделанное из мрамора плечо.
Он проводит пальцами по моему животу, скользит ниже, по волоскам, по складкам, гладит, прижимает и целует. Я дрожу, изгибаюсь, запрокидываю голову, мой живот напряжен, руки раскинуты. Я впиваюсь пальцами в простыни, порывисто, как задыхающийся астматик, дышу и не могу сдержать стоны.
Его язык скользит по животу и, не останавливаясь, перемещается ниже. Ах! Что ты делаешь! Да… да! Пожалуйста, не останавливайся! Ещё… ещё! Ещё!
Он и не останавливается. Нежно, или напористо, то едва касаясь, то с силой, ускоряясь и почти замирая, он доводит меня до невесомости, до потери во времени, до безумия. Меня трясёт, будто ко мне подключили электроды. По телу прокатываются волны, сладкие конвульсии, они катятся и катятся, и я взрываясь, кончаю. Я чуть дышу и продолжаю вибрировать.
Не успеваю я опомниться, как гора мускулов, взгромоздившаяся сверху, вдавливает меня в кровать. Марко находит мои губы и в его поцелуе я чувствую свой собственный вкус и сладость.
– Не бойся! – Ласково повторяет он и в ту же секунду проникает в моё тело.
В одно мгновенье он переполняет меня, раздвигает и разрывает плоть…
Я хриплю. Нет! Этого я и боялась… Мне больно…
– Подожди… подожди…
Он замирает, а потом медленно возобновляет движение и извлекает из меня раз за разом хриплые и протяжные стоны… ещё и ещё… и ещё…
Мои ноги согнуты в коленях, боль постепенно отступает, оставляя только сладкое томление, с каждым новым толчком разливающееся по всему телу. Он выскальзывает и снова проникает в мою истекающую мякоть. Это движение причиняет муку и дарит наслаждение… И я понимаю, что двигаюсь ему на встречу, извиваюсь, сжимаюсь, всхлипываю и кричу. Теперь я кричу по-настоящему, но очень тихо, чтобы не разбудить весь отель, кричу закусив губу, почти беззвучно.
Времени больше не существует, есть только бесконечная сладкая вечность. Я уже на пределе, и я сомневаюсь, возможно ли всё это выдержать. Я обхватываю его голову обеими руками и притягиваю к себе. Он рычит и начинает двигаться во мне с такой силой, с такой скоростью, что я не выдерживаю и ору, начинаю дико содрогаться, и задыхаюсь, и ощущаю восторг, и кажется, теряю сознание. На меня обрушивается гигантская волна, и я больше не чувствую Марко внутри себя, зато чувствую горячие капли на животе, груди и лице. И потом новая волна, и ещё одна полностью забирают мои силы. Я ошеломлена и лишена возможности пошевелиться или издать звук.