Сицилийский специалист
Шрифт:
— Куда пошел Риччоне, как ты думаешь? — спросил он у Брэдли.
— Он сказал, что идет повидаться с приятелем. Наверное, это просто предлог, чтобы отделаться от нас.
— Какой-то он сегодня тихий.
— А я ничего не заметил.
— Нервы сдают, наверное.
— Только не у Марко. У Марко стальные нервы. Может, дома что-нибудь случилось. Его жена чувствует себя неважно. Но в чем дело, он не сказал.
— Удивительно, как он вообще об этом упомянул.
— Пришлось. Она не доверяет их доктору и ходит к повивальной бабке. А он боится,
— Так плохо здесь лечат?
— Конечно плохо. Если говорить о повивальных бабках в деревне, то эта страна находится на одном уровне с Африкой. Мыло и вода под постоянным запретом.
— Ас чем он обратился к тебе?
— Он спросил, есть ли у нас в армии гинекологи.
— Есть?
— В каждом госпитале есть гинеколог. Наверное, для медсестер. Одним словом, я договорился, что врач примет его, как только мы вернемся.
— Завтра, надеюсь, — сказал Локателли.
— Разумеется, завтра. Не беспокойся, Джон, все это займет не больше двух часов.
У Локателли опять зачесалась шея. Какой-то испуганный малыш, в которого попала искра из костра, с воплем ткнулся прямо ему в ноги; Локателли хотел успокоить его кусочком шоколада и сунул руку в карман, но там было пусто.
— Я все время думаю об этом, Роналд.
— Я знаю, Джон. Так уж ты устроен. Перестань беспокоиться я пойми, что на этой стадии мы уже ничего сделать не можем.
— По-моему, мы встали на очень опасный и потенциально бесчеловечный путь. Только посмотри на этих детей. Их тут полно.
— С ними ничего не случится. Их никто не собирается обижать.
— Ты уверен, что не будут стрелять из минометов?
— Совершенно уверен.
— Потому что прицельного минометного огня не бывает. Мне, по крайней мере, видеть не довелось.
— Минометов не будет, — заверил его Брэдли. — Как мы договорились, дадут несколько выстрелов в воздух, толпа бросится бежать, и бандиты схватят красных. Назначено это на девять утра. Тогда же начнутся скачки мулов и парад повозок, все дети будут там. Место это в два раза больше футбольного поля. В одном конце происходят все зрелища, а в другом — политический митинг. Те люди, которые собираются развлекаться, даже не будут знать, что делается на другом конце. Успокоился?
— Нет, не успокоился, — ответил Локателли, — потому что в подобных операциях часто все бывает совсем не так, как задумано. Слишком много мне довелось видеть типичных военных накладок. Я успокоюсь только тогда, когда все будет позади.
— Тут никакой накладки не случится, потому что разработала эту операцию голова совсем не военная. Десять минут — вот и все, что требуется для нашей маленькой операции, а потом мы можем ехать домой.
— Хотелось бы верить этому, — отозвался Локателли. — Ох, как бы хотелось!
Спали они плохо. Из тьмы доносились смех, грубые шутки и звуки шарманки, эхом разносившиеся по глухим улочкам. За завтраком Локателли попробовал козьей
— А где Марко? — спросил он.
— На крыше с биноклем, — ответил Брэдли. Для такого дня он был удивительно спокоен.
— Куда, по-твоему, понеслась вдруг вся полиция?
— Могу сказать: в Фермагосту. Там сегодня утром было совершено нападение на бараки карабинеров.
— Далеко это отсюда?
— Нет, но на сегодня они уже вышли из строя. Чтобы не нарваться на засаду, им придется идти туда пешком.
— Какое совпадение!
— Я бы этого не сказал, — отозвался Брэдли. Он позволил себе улыбнуться всезнающей самодовольной улыбкой, но тотчас же осторожным взглядом окинул маленькую голую комнату, убранную бедно, но со вкусом. В дальнем углу двое крестьян в толстой праздничной одежде молча ели кукурузную кашу. Над подношением из восковых хризантем мадонна, прижимая к груди обезьяноподобного младенца, безучастно взирала на происходящее. — Все будет прекрасно, — заверил он. — Политиканы полчаса назад ушли вместе с оркестром, но на площади осталось еще человек пятьсот — шестьсот.
— Митинг собрал больше народу, чем я думал, — сказал Локателли и опять почесался. Нервный зуд перекинулся на горло.
— Марко считает, что из Мьеры придет около тысячи человек. А с Другой стороны перевала, наверное, раза в два больше.
— Слишком много народу. Что-нибудь обязательно пойдет не так.
— Почему обязательно? Вовсе нет.
— Начнется стрельба. Ты сам сказал, что выстрелы должны обратить толпу в бегство. Собьют с ног детей и помчатся по ним. Многие погибнут в панике.
— Надеюсь, этого не случится, — сказал Брэдли.
— От твоей надежды мало проку.
— Разумеется, несчастные случаи не исключены. Мы должны быть готовы к тому, что несколько человек пострадают. Но на это стоит пойти ради положительных результатов операции. Нацисты обращали в паническое бегство толпы на дорогах Франции. После этого в сражениях уже не было необходимости. Народ надо отпугнуть от красных. Подобная акция может приостановить политическую борьбу на этом острове на целое десятилетие.
— Террор — плохой помощник, — возразил Локателли.
— К сожалению, хороший.
— Нужно убеждать людей, а не терроризировать. Если эта операция превратится в бойню, положение станет в сто раз хуже.
— Десяток переломанных костей — это еще не бойня, — сказал Брэдли. — Не будем утрачивать чувство перспективы.
Последняя в процессе шарманка на запряженной осликом тележке заиграла старую популярную мелодию «Mamma sono tanto felice» [6] . Локателли почувствовал, что на глазах у него выступили слезы. Он был растроган.
6
«Мама, я так счастлив» (итал.).