Сиделка
Шрифт:
Наконец, последний стежок – и можно было немного выдохнуть.
– Ну вот, а ты говорила, не выдержит, – довольно сказал Папаша Дюк, глядя, как я накладываю повязку.
– Ему еще предстоит ночь пережить, – остудила я излишний оптимизм хозяина гостиницы.
– Переживет, куда он денется, – хмыкнул Папаша Дюк. – Устала? – он заботливо погладил меня по голове.
– Да нет.
Я пожала плечами и принялась мыть руки. Мне трудно было судить о степени собственной усталости. Ну да, есть немного. Но это нормально, учитывая, что я толком не спала.
– Я
– Нужно следить, чтобы больной не сбил повязку. И напоить его вот этой настойкой, как только он очнется.
Я достала из сумки бутыль с касильской микстурой и поставила ее на стол.
– Пять капель на ложку воды, – напомнила хозяину гостиницы. – И пусть пока не дает ему много пить, только губы смачивает.
– Не переживай, Бетси не впервой твои указания выполнять, – хмыкнул Папаша Дюк. – Справится.
Я кивнула, взяла свою сумку и, перед тем как уйти, бросила на раненого последний взгляд.
Лицо мужчины было все таким же бледным.
– Интересно, как он здесь оказался? – вслух подумала я. – Плащ недешевый, да и сюртук бархатный. Судя по всему, у парня есть деньги.
Я рассматривала дорогую одежду, и душу одолевали смутные сомнения. Простые люди так не одеваются. Большинство дартов носят купленные в магазинах готовые вещи, а позволить себе «старый стиль» могут либо аристократы, либо нувориши. Но что им делать на Карстерс-роуд, в самом бедном районе столицы?
– Вот, очнется, тогда и узнаем, – откликнулся Папаша Дюк. – Может, еще и отблагодарит.
– Не знаю, – задумчиво протянула в ответ. – Как бы у нас из-за него неприятностей не вышло. С богатыми только свяжись…
Я легонько покачала головой и потянула на себя дверь.
Остаток ночи я провела, ворочаясь на узкой кровати и тщетно пытаясь уснуть. В голову лезли всякие надоедливые мысли. Работа, безденежье, подкрадывающиеся холода, отсутствие теплой одежды…
Измучившись, поднялась с первыми лучами солнца и принялась приводить себя в порядок. Это было моим вторым незыблемым жизненным правилом – что бы ни случилось, выглядеть нужно так, будто у тебя все отлично.
Застегнув блузку, я одобрительно оглядела в зеркале свое отражение и, бросив взгляд на часы, поспешила вниз.
В общем зале было тихо. В низкие окна проникал хмурый свет осеннего утра, сонная Тильда, позевывая, растапливала камин, за конторкой дремал мальчишка-портье.
– Проснулась уже? – вскинула на меня взгляд подавальщица. Она чиркнула кресалом и подожгла тонкие щепки. – Чего это ты так рано?
– Не спится.
Я подошла ближе и завороженно уставилась на огонь. Мне всегда нравилось наблюдать, как медленно разгорается пламя, какими робкими поначалу кажутся его языки, как потрескивают поленья и как ярко вспыхивают, сдаваясь под натиском огня.
– Бетси еще внизу?
– Вроде бы. Ей-то что? Сиди себе, ничего не делай. Не работа – удовольствие.
Тильда
Я знала об этой старой вражде, поэтому постаралась незаметно улизнуть.
– Пойду, проверю, как там раненый, – быстренько развернувшись, направилась к подвальной двери.
– И скажи этой бездельнице, чтобы она оторвала свой зад от стула и шла работать, – крикнула мне вслед Тильда. – Я за нее полы мыть не буду.
Я молча кивнула и поторопилась спуститься вниз.
– Утра, Кейт, – улыбнулась мне полненькая, румяная Бетси. Ее добродушное лицо просияло улыбкой.
– Как больной? В себя не приходил?
– Часа два назад очнулся, я дала ему настойку, и он сразу снова уснул, – отчиталась Бет.
– Жара не было?
Я подошла к раненому и прикоснулась к его лбу. Кожа казалась прохладной. Это было хорошо. И лицо больше не выглядело пугающе бледным. В тусклом свете, падающем из узких окошек, я разглядела слабый румянец, пробивающийся на щеках мужчины.
– Нет. И не буянил он. Лежал ровнехонько, как положено. Очнулся, глазами так обвел все и на меня уставился. А потом спрашивает: «Где я?». Ну, я ему и сказала, что в гостинице. И настойку дала. Тут он и отключился.
– Ясно.
Я проверила повязку. Все чисто. Редкая удача. Видно, парень в рубашке родился.
– Спасибо, Бетси. Ты можешь идти, я сама с ним посижу.
– Ну да, пойду, – поднимаясь со стула, пробормотала Бет. – А то эта неумеха, небось, до сих пор печи не растопила.
Я не стала поддерживать любимую тему «заклятых подруг», и Бет, вздыхая, поднялась со стула и пошла к выходу. Темная клетчатая юбка туго обтягивала ее широкие бедра, воланы, украшающие подол, зазывно топорщились, белоснежная блузка не скрывала роскошную грудь и полные, сдобные руки. Бетси была схожа с Тильдой и статью, и спелой, простонародной красотой, и внушительными габаритами. Может, именно поэтому обе служанки так враждовали?
Я невольно усмехнулась. Как и в любом другом обществе, в «Серой утке» бурлили свои, непонятные посторонним, страсти.
– Кто вы?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула.
Посмотрев на раненого, наткнулась на цепкий, пронизывающий взгляд и мысленно выругалась. Черные глаза! Бездушные, угольно-черные глаза глядели на меня с бледного лица, вселяя непроизвольный страх. Не карие, свидетельствующие о небольшом магическом даре, не зеленые, говорящие о врожденной капельке силы, не желтые, подразумевающие природные способности, – черные. Ну надо же было так вляпаться! Вот как чувствовала, что с этим больным будут неприятности. Маг, да еще и из высших! Теперь понятно, почему на нем все так быстро заживает. Да и с одеждой вопросов больше нет – многие волшебники Дартштейна пренебрегают современной модой, предпочитая «старый стиль».