Сигнал сбора
Шрифт:
— Ну что ж, интересно, что они скажут, — невозмутимо сказал он. — Ганс, пойдем со мной. Ваше святейшество, вы к нам не присоединитесь? И передайте Эмилу, что его мы тоже ждем. — Он направился к своему коню.
Втроем они шли вниз по забитой народом улице, освещенной пожарами, которые пожирали деревянную стену. Люди на улице затихали, когда они проходили мимо, молча глядя на своих предводителей. Женщины, дети, старики и инвалиды покинули свои жилища, чтобы отыскать среди воинов своих близких. Большинство из них плакали, вглядываясь в лица солдат. Другие, нашедшие близких живыми, крепко прижимались к ним.
— Что у нас осталось? — спросил Эндрю.
— Три
— А ополчение?
— Разбито, Эндрю. Многие из них сейчас ищут свои семьи. Они будут драться, когда придет время, но уже безо всякой организации. Это будут разрозненные уличные бои.
— Итак, у нас три тысячи людей в уцелевшей дивизии и около четырех тысяч неорганизованных воинов вдоль стен.
— Да, все так. По моим подсчетам, мы разбили по крайней мере десять их крупных частей, но у них есть еще пять, а может быть, и десять в резерве.
— Ну что ж, по крайней мере мы показали им, как надо драться, — сухо сказал Эндрю. — Но этого, к сожалению, недостаточно.
Подойдя к краю стены, Эндрю был ошеломлен видом огненной бездны, пожиравшей последнюю линию обороны в северной части города. В некоторых местах куски стены уже обрушивались в дожде искр, раздуваемых западным ветром. Часть построек в нижней, северной части города также полыхала в огне, выгоняя еще тысячи людей под защиту верхнего города. В темноте возвышался уцелевший кусок стены; восточные каменные ворота все еще были закрыты.
Кучка людей из команды О’Дональда стояла у ворот. Их орудия были расставлены поперек улицы. О’Дональд, прихрамывая, пошел навстречу Эндрю.
— Они вдруг отступили, и мы увидели несколько тугар с белым флагом, — сказал О’Дональд. — Мы убили двоих, но они продолжали стоять на месте. Мы поняли, что они требуют переговоров. Я объявил о прекращении огня и послал тебе записку.
— Хорошо, — сказал Эндрю, — пойдем разберемся. Вскарабкавшись на ворота, Эндрю посмотрел на освещенное пожаром поле. На севере он увидел полыхающий нижний город, который начинал разрушаться; деревянные стены старого города от края до края были в огне. Местами стены уже рухнули и зияли черные дыры. За новым городом виднелись темные пятна частей тугарской армии, выстроившихся по десять тысяч в ожидании последнего штурма.
Попросив факел, Эндрю поднял его над собой, за ним двинулись Ганс и Касмар, к которым присоединился и Эмил, поспешно вскарабкавшийся по лестнице. Его форма была вся в крови.
— Присутствует ли здесь тот, кого зовут Кин, а также глава суздальской Церкви и лекарь янки? — прокричал приблизившийся к ним оповещатель.
— Мы здесь.
— Я тугарский оповещатель. Однажды я уже приезжал в ваш город, но был оскорблен вами. Теперь, как я и обещал, я вернулся по приказанию моего кар-карта Музты, повелителя всех тугар и скота.
— Чего ты хочешь? — холодно спросил Эндрю.
— Сдачи в плен всего суздальского скота и янки. Ваша армия вытеснена с поля, тела ваших людей наполняют желудки наших воинов, а ваши трухлявые стены на севере просто смешны. Ваше сопротивление сломлено, и мы соблаговолили предложить вам наши условия.
— Продолжай, — проговорил Эндрю, втайне надеясь, что есть еще шанс, хотя он знал, что надежды его тщетны.
— Я буду говорить только с человеком Церкви, а не с янки, который
С болью в сердце Эндрю взглянул на товарищей.
— Все закончилось так, как я и боялся, — тихо сказал он. — Мы сделали все, что было в наших силах, но их войско значительно больше.
Касмар посмотрел на Эндрю и положил руку на плечо молодого офицера.
— Но вы показали нам, что значит быть людьми, — сказал Патриарх с улыбкой.
— Если вы решите сдаться, ваше святейшество, я приму этот выбор.
Несколько минут священник молча стоял, будто произнося молитву.
— Нет, — сказал он наконец, нарушив молчание. — Я думаю, нет.
— Но сотни тысяч могли бы выжить, — слабо возразил Эндрю.
— И опять жить, как скот. Бояре и Церковь будут толстеть на своих сделках, скармливая свой народ тугарам. Я предпочитаю, чтобы в эту последнюю ночь мы показали этим тварям, что люди не должны быть рабами. Пусть наши люди сгорят в огне, но они очистятся и умрут уже не животными. Такого тугары никогда не забудут. Может быть, то, что мы сделаем, прокатится эхом по Руси вместе со странниками, и это даст надежду другим. В глубине души они должны понимать, что мы олицетворяем изменение миропорядка, ведь, подчинившись им, мы показали бы, что мы — животные, какими они и хотят нас видеть. Я не пошлю свой народ в убойные ямы. Боже благослови тебя, сын мой, — сказал священник и перекрестил Эндрю. — Если ты захочешь собрать своих людей и уплыть отсюда на вашем корабле — я пойму этот шаг. Возможно, тогда ты сможешь потом сражаться где-то еще.
«Господи, помоги мне», — подумал Эндрю. Вот он, конец, — сбылось то тягостное предчувствие, которое так долго терзало его. Как он старался оттянуть этот момент, страшась вместе с тем, что его тщетная надежда на победу свободы приведет к гибели не только его полк, но и жителей Суздаля.
— Мы будем с вами до конца, — сказал Эндрю.
— Если мы дадим им секрет вакцинации, они используют его для того, чтобы взрастить новых рабов, — сказал Эмил, пытаясь привести к внутреннему согласию свои представления о свободе и необходимости спасения жизни.
Касмар кивком предложил Эндрю дать ответ, и Эндрю, в котором холодное, сковывающее волю раскаяние боролось с поднимающейся в нем горячей волной ненависти, шагнул к краю укрепления.
— Вы получите нас, когда мы будем мертвы, — крикнул Эндрю. — Мы сожжем наши трупы, чтобы они не достались вам. Если хотите взять город — вам придется пройти к нему по трупам своих же воинов!
Оповещатель, ошеломленный ответом, покачал головой.
— Тогда пусть случится то, что уготовано небесами, — ответил он, — а я поищу ваши потроха, когда все закончится. А тому, кого зовут Кин, мой господин велел передать, что скот по имени Кэтлин будет подан ему на стол на пиру после битвы!