Сигнал сбора

Форстчен Уильям Р.

— А крестьяне? — спросил О’Дональд.

— Пройдут годы, прежде чем они созреют для этого.

— Значит, ты говоришь, что мы драпаем? — недоверчиво воскликнул ирландец.

— Я говорю, что не буду приказывать полку оставаться. Они почти все добровольцы, которые вступили в армию, чтобы сражаться с конфедератами; они не обязаны воевать здесь. Это совсем другая война, и у них есть право самим решать, ввязываться в нее или нет. Другого выхода у нас нет.

Офицеры удивленно переглянулись.

— Такое решение быстро не принимается, поэтому я даю им неделю. После этого будет проведено тайное

голосование. Я соглашусь с выбором большинства. Это все, господа.

За опустевшим столом остался сидеть один Ганс.

— Ну что, старый друг, — устало обратился к нему Эндрю, — я сочту за честь, если ты поможешь мне прикончить выпивку.

Он вылил в бокалы остатки бренди.

— Правильно ли я поступил? — спросил он, глядя на сержанта. Со времени Геттисберга Эндрю не обращался за советом к своему старому наставнику.

Суровое лицо Ганса озарила улыбка.

— Сынок, ты выбрал единственно верное решение.

— Проклятие, я хочу остаться и драться. Может, мне даже удастся убедить Ивора присоединиться к нам.

— Вряд ли он пойдет на это.

— Думаю, он бы рискнул, если бы был один, без этого ублюдка Раснара.

— Но он не один.

— Я все испортил, — горько произнес Эндрю.

— Взгляни на меня, сынок.

Эндрю попытался посмотреть Гансу в глаза, но отвел взгляд.

— Я помню тебя насмерть перепуганным щенком. Эндрю, мальчик, ты стал лучшим солдатом из всех, кого я когда-либо видел. Ты знаешь, как надо убивать, когда это нужно, тебе просто нет равных в этом деле, ты сама смертоносность. Но не только это делает тебя настоящим солдатом. Ты любишь людей своего полка так, будто они твоя собственная плоть. Это больно жалит душу — я видел многих офицеров, сошедших с ума от этого, — но ты достаточно силен, чтобы справиться. Ты знаешь, как управлять ими, как показывать им, что ты уважаешь их человеческое достоинство, и, да поможет тебе Бог, как жертвовать их жизнями, чтобы добиться цели. Я думаю, что твое решение начать сражение, чтобы попытаться спасти Готорна, было самым благородным поступком, который мне довелось видеть в жизни, и люди любят тебя за это и готовы умереть, чтобы выполнить твой приказ. Великое множество армий забывают главный закон: защищать своих любой ценой. Когда солдаты знают, что товарищи не бросят их на произвол судьбы, их силы удесятеряются. Но ты не можешь требовать, чтобы они участвовали в этом бою. Ты сам сказал — дружина русских не принесет пользы, крестьяне будут просто уничтожены. Думаю, сынок, что в этой битве нам не победить.

— Я чувствую себя трусом. Ганс схватил руку Эндрю:

— Ты самый храбрый офицер, под чьим началом я имел честь служить. Я думаю, это безнадежный бой, Эндрю. Может, через двадцать лет, как сказал Тобиас, мы и наши сыновья будем готовы дать отпор. Ты не имеешь права идти на смерть и оставлять полк без своего руководства. Всегда помни, Эндрю, полк должен выжить.

— Думаешь, ребята проголосуют за уход? — тихо спросил он.

— Они могут тебя удивить, сынок.

— Ты ведь сам-то хочешь драться, разве нет?

Ганс улыбнулся.

— Мне захотелось драться, едва я увидел этого гнусного ублюдка, но теперь… — Голос его прервался.

— Я боюсь, — прошептал Эндрю. — Я увидел их, и мне стало страшно, а еще

я боюсь, что люди сочтут меня трусом из-за того, что я не приказываю им остаться и сражаться.

— Иногда храбрость состоит в том, чтобы не драться, — возразил Ганс. — Не пори чушь, сынок, мне бывало так страшно на поле боя, что поджилки тряслись. Это случается со всеми, и не о чем здесь говорить.

— Знаешь, — глухо произнес Эндрю, — после Антьетама я ни разу не испытывал страха, я даже любил все это. Сейчас я боюсь впервые, не считая…- голос его дрогнул, — не считая моих снов.

— Давай подождем решения ребят, — мягко сказал Ганс.

Они замолчали. Постепенно голова Эндрю начала клониться все ниже и ниже. В конце концов Ганс подошел к стулу полковника, осторожно приподнял Эндрю и положил его на койку, не забыв снять с него очки и положить их на столик рядом с кроватью.

— Ты все сделал правильно, — пробормотал сержант, — но я не хочу, чтобы ты погиб в бою, в котором невозможно победить.

Красный как рак Готорн стоял перед Калинкой, не решаясь поднять глаз от пола. Со стороны на все это взирал Эндрю.

— Я должен быть сердитым на тебя, — холодно произнес Калинка.

— Да, сэр.

— Моя единственная дочь! — заходилась в рыданиях Людмила. — Подумать только, во что превратилась моя маленькая девочка.

Таня придвинулась ближе к Готорну, и он обнял ее, защищая от гнева родителей.

Калинка сверлил взглядом влюбленных. Они были такими молодыми, и он вспомнил, как сам давным-давно встретил свою любовь. В глазах Людмилы промелькнули те же воспоминания, и они улыбнулись друг другу.

«Может быть, в итоге все вышло к лучшему», — грустно подумал Калинка. Когда орда была здесь в последний раз, Таня еще не родилась и поэтому никогда не видела своего брата Григория, которого сам Раснар выбрал для Лунного Стола тугар.

Возможно, им осталось не так много дней, и будь что будет, пусть его дочка будет счастлива хотя бы год, прежде чем все закончится.

Он почувствовал, что его глаза наполняются слезами. Обогнув грубо сколоченный стол, Калинка заключил Винсента и Таню в объятия.

— Ты мой сын, — взволнованно сказал он Готорну. — Я всегда гордился тобой и, впервые увидев тебя, подумал, что ты стал бы мне хорошим сыном. А теперь любите друг друга, ибо любовь — это дар, которым Кесус щедро наделяет молодых.

Калинка разжал объятия и отошел от них.

— Теперь садись и ешь, сын мой, — произнесла Людмила, вытирая слезы. — Таня, пойдем поможешь мне.

Нагнувшись, Готорн поцеловал подругу в лоб. Радостно улыбаясь, она подбежала к отцу, бросилась ему на шею и выскочила в соседнюю комнату. .

Готорн перевел взгляд на Эндрю, который с улыбкой наблюдал за этой сценой. Он все еще никак не мог поверить, что именно молодой квакер первым из всех в полку нарвался на неприятность с девушкой. Но здесь был особенный случай. То, что эти двое любят друг друга, было ясно каждому, кто видел их вместе. Эндрю облегченно вздохнул. Все могло выйти куда хуже.

— Должна быть свадьба, — промолвил Винсент, подходя к Калинке.

— В церкви? — спросил тот.

— Если таковы ваши желания и обычай. Калинка сплюнул на пол и покачал головой.