Сигрид Унсет. Королева слова

Слапгард Сигрун

Унсет не поделилась с другом и доверенным лицом своими мыслями о судьбе Рагны Му — так звали жену Сварстада, когда она, как и Сигрид, ходила в школу Рагны Нильсен. Возможно, Сигрид и не представляла ее себе взрослой. Однако Рагну-школьницу она помнила хорошо, и не случайно: та была одной из девочек, слишком хорошо одетых для того, чтобы им позволили играть с обычными «девочками в передниках», к которым принадлежала и Сигрид [157] .

Нини Ролл Анкер как никто другой могла понять стремление Сварстада освободиться от сковывавшего его брака. Она сама расторгла брак, в котором, как она чувствовала, задыхается. Вернувшись в августе из заграничного путешествия, фру Анкер позвала Сварстада к себе в Лиллехауген на обед и сразу заметила, что он изменился: «Он выглядит куда лучше, чем раньше. У него такой красивый лоб, красивая голова — и совершенно необыкновенные глаза. Он рассказал, что разводится с женой; насколько я поняла, ей очень больно. Да — это боль — и совершенно ненужная. У него трое детей, он не хочет ей их оставлять — спросил меня, знаю ли я, куда можно отдать на воспитание таких детей. Не знаю — приют Евгении? Он говорил о живописи и искусстве. Восхищался всем, что

имеет отношение к работе» [158] .

157

Brit Josephson.

158

Brev til Nini Roll Anker, 21.8.1910, NBO, 171.

Только несколько месяцев спустя Нини Ролл Анкер узнала истинную причину развода Сварстада. Посвятив ее в свою тайну, влюбленные ожидали от нее помощи. Прежде всего, Нини могла предоставить Сигрид алиби в отчетах перед матерью. На Новый 1911 год Сварстад представил Сигрид Унсет своим друзьям из Лиллехаугена и Аскера. Нини Ролл Анкер записала в своем дневнике, что Сигрид несколько смахивает на датчанку и что у нее круглая голова на массивной шее. Постепенно Сигрид освоилась, и в итоге обе писательницы нашли общий язык. За тем первым совместным обедом Нини Ролл Анкер поняла, что Сварстад влюблен в Сигрид. В этом благородном семействе Сварстада почитали как выдающегося художника, фру Анкер восхищалась его творчеством и всячески поддерживала. В дневнике она пишет, что ей очень нравится «его продуманная, осмысленная живопись — эти его изумительные оттенки серого, что так успокаивающе действуют на меня» [159] . Однако, как и многие другие, она тревожилась за него: у него несговорчивый характер, он склонен к одиночеству и очень много работает. В ближайшее время Сварстад планировал устроить две выставки, одну в Норвегии, другую в Швеции. Ролл Анкер купила мужу на Рождество картину работы Сварстада — вечерний итальянский пейзаж, за который заплатила 1000 крон. Она видела, что художник изнуряет себя работой. После очередной встречи она записала: «Сварстад совершенно не думает о здоровье». И далее: «враждебно настроен по отношению к правящей художественной элите — она к нему немилосердна».

159

Nini Roll Ankers dagboker, MS. 8.2669, 21.8.1910, NBO.

Оба — и Сварстад, и Унсет — той долгой зимой с головой ушли в работу. Сварстад закончил несколько лучших своих полотен и приступил к новым. Унсет и ее герои осваивали неизведанные области опасных искушений и обретали горький жизненный опыт. Нини Ролл Анкер она писала, что трудится над «неприличной книгой», и добавляла: «Только бы она получилась!» [160] Сварстад назвал новый роман жутким, но хорошим. «Первое — истинная правда, дай-то Бог, чтобы он не ошибся и во втором!» — комментирует Сигрид Унсет из пансионата в Свартскуге, куда она отправилась в добровольное творческое изгнание. Там она жила в деревянной избушке безо всяких удобств, а на обед каждый день ела поленту ^{15} с кислой подливкой. Между обедом и кофе она отставляла в сторону книгу и шила все необходимое для будущего хозяйства [161] . Они со Сварстадом втайне от всех приобрели кое-какую мебель. Сама она мечтала о старинном бельевом сундучке, но пришлось удовольствоваться комодом из березы.

160

Anker 1946, s. 11.

161

Anker 1946, s. 11.

От матери отношения по-прежнему держались в тайне. Однако Сигрид пригласила в гости и представила домашним Нини Ролл Анкер, что так часто покрывала влюбленных, а иногда и предоставляла им для свиданий свой дом. Фру Анкер сразу нашла с Шарлоттой общий язык и отозвалась о ней как о «яркой личности», к тому же весьма образованной. Кроме того, как она замечает в дневнике, редко встретишь дом, где царит столь «свободная, несентиментальная и в то же время строгая атмосфера» [162] . Все же не столь свободная и несентиментальная, чтобы открыто примириться с выбором дочери.

162

Anker 1946, s. 10.

Настало лето. Вылазки в Аскер позволяли передохнуть от творчества, от дел, связанных с разводом, и тайных маневров. По мнению Нини Ролл Анкер, Сигрид Унсет выглядела как никогда красивой: «Она теперь такая прекрасная — как разгар лета» [163] .

Сигрид Унсет призналась подруге, что они со Сварстадом собираются пожениться. Нини она напоминала сомнамбулу, но в то же время ей оставалось только восхищаться подобной уверенностью в себе: «Чтобы найти и полюбить такого человека, как С., необходим изрядный характер. Она рассказала мне историю своей жизни — и жизни Сварстада». В конце июня Нини записала в дневнике: «Да, самые удивительные вещи происходят не в книгах — а в жизни». Несмотря ни на что, на ее взгляд, «он и С. У. — редкая пара…» [164]

163

Nini Roll Ankers dagboker, MS. 8.2669, 27.6.1911, NBO.

164

Nini Roll Ankers dagboker, MS. 8.2669, 27.6.1911, NBO.

Пока Сигрид ждет воссоединения с возлюбленным, роман

о художнице Йенни Винге постепенно обретает форму. Сварстад навещает Унсет при любой возможности. Она переживает полное опасностей, но восхитительное время и стремится передать свои эмоции в книге. Благодаря роману Сигрид вновь возвращается в Рим, город мечты. Ее герой Хельге Грамм, прибывая в город, говорит о нем словами, в которых слышится отголосок строк Ингвальда Унсета: «Это зрелище превосходило его самые фантастические мечты» [165] . Почему же не сбывается мечта Йенни, тогда как ее создательница столь твердо и непреложно верит в свою? Она, конечно же, пишет не о себе. Она описывает реальность, какой ее видит, и, как обычно, берет характеры из жизни — характеры знакомых ей людей, чтобы с разных сторон осветить собственные воззрения на индивидуализм своего времени. Она ясно видит перед собой этих людей, всю ее римскую компанию. Вот Хелена, почти что Йенни, а вот Сварстад — и такой похожий на него Гуннар Хегген. Иногда она видит себя в разных героях — во всяком случае, насколько она позволяет себе их увидеть. Погруженной глубоко в себя писательнице ее герои, вероятно, представали в совершенно особом свете. Результат этих наблюдений на бумаге оказывался необычным и ошеломляющим. Мечтала ли ее Йенни пережить такую же великую любовь, о какой мечтала и сама Сигрид — и о чем знала теперь гораздо больше? Во всяком случае, автор делает героиню свободной творческой личностью и поселяет в Риме, подальше от буржуазной Кристиании [166] с ее моралистическими ограничениями. Йенни, как и ее создательница, с иронией относится к светским кумушкам.

165

Jenny, s. 8.

166

Bliksrud 1997, s. 67.

Единственная картина Йенни, описанная в романе, представляет собой большой холст, «на котором видна уходящая влево улица с изображенными в перспективе домами, конторами и мастерскими, в серо-зеленых или кирпично-красных тонах <…>. Улица кишела тележками, грузовыми повозками и рабочим людом». Своему жениху Хельге Грамму Йенни объясняет, что, когда она весной шла по улице в печальном ожидании, внезапно обратила внимание «на великолепное весеннее небо, что возвышалось над всеми этими черными крышами, трубами, проводами, — и мне захотелось написать его — нежные проблески весенней голубизны на фоне грязного, черного города». Пейзаж как будто сошел с картины Сварстада. Сварстада легко узнать и в Гуннаре Хеггене, авторе статей, в которых он протестует против того, чтобы «нашим национальным символом сделалась расписанная цветами плошка с вырезанными по краям завитушками». А коралловое ожерелье, что покупает Франческа, можно увидеть на портрете Сигрид работы Сварстада: «толстое ожерелье с золотым замочком и с толстыми золотыми серьгами, вот такими длинными <…> из больших темно-красных шлифованных кораллов» [167] . Ей доставляло удовольствие вплетать эти детали в свое повествование.

167

Lerberg 1993.

В ожидании того, кого она смогла бы назвать своим «господином», Йенни отказывается от легкомысленных увлечений. Однако не так-то легко хранить верность идеалу любви в условиях, когда все ожидают от тебя более современного поведения. С характерной для самой Сигрид Унсет иронией Йенни замечает: «Я, слава богу, художница. Да от нас только того и ждут, чтобы мы ввязались в какую-нибудь скандальную историю» [168] .

Унсет вкладывает в уста Йенни признание о сокровенной мечте всех женщин: вот придет мужчина и подарит счастье, «чтобы нам не пришлось бороться за него самим». Тем не менее Йенни изменяет своей мечте. Любовь, которую она находит, превращается в настоящий кошмар. В то же время Унсет представила Йенни свободной и цельной личностью. Она не подавляет свои сексуальные инстинкты, хотя и сбивается с правильного пути: «Любовь, которую она искала на кривых дорожках, куда завели ее болезненная страсть и горячее беспокойство» [169] . По воле Сигрид Унсет Йенни гибнет. Что тому виной — обстоятельства или нереальные требования героини к любви?

168

Jenny, s. 249.

169

Jenny, s. 305.

Поддавшись минутному «ленивому равнодушию», Йенни завязывает отношения с Хельге Граммом, мужчиной, который ей всего лишь немного нравится. Тем самым она обрекает себя на притворство и самообман, хуже того, это приводит ее к еще большим несчастьям: разорвав помолвку, она вступает в интимную связь с отцом Хельге, Гертом Граммом.

Их роман влюбленная Сигрид описывает почти что в карикатурном виде. В результате Йенни беременеет. Рожденного в тайне ребенка она собирается отдать на усыновление, но он умирает. По возвращении в Рим совершенно неожиданно для себя она сталкивается с бывшим возлюбленным Хельге Граммом и в итоге отдается и ему, брату своего умершего ребенка. А потом кончает жизнь самоубийством. Истинный герой и настоящий ее друг, что мог бы стать Мужчиной ее жизни, признается ей в любви слишком поздно. По воле рока и автора, в конце романа Йенни слышит шаги на лестнице, но не Гуннара Хеггена, а Хельге Грамма.

В заключение Унсет приводит Гуннара Хеггена на кладбище — то самое, где похоронены Шелли и Ките, и мы слышим его признание в любви.

На удивление мрачный роман, принимая во внимание, что ее собственная мечта о «настоящей» любви сбывалась на глазах. Или эта мрачность продиктована знанием человеческой натуры и деструктивных сил, ею владеющих? Сексуальность Йенни, с точки зрения Унсет, природная, в основном разрушительная сила. Возможно, изображая отношения героини с Гертом Граммом, опытным мужчиной намного старше ее, писательница опиралась на собственный неудачный опыт с Виктором? И автор, и ее герои испытывают потребность во что-то верить. Очевидно, что Йенни недостаточно одной веры в себя.