Сигрид Унсет. Королева слова

Слапгард Сигрун

Сигрид быстро освоилась в Париже и сообщала: «Хотя в Риме мне нравится больше, однако оба города похожи тем, что в них почти сразу начинаешь чувствовать себя как дома». Перо в ее руках будто ненадолго превращается в кисть урбаниста Сварстада, когда она берется описывать краски города: «Нарядные домики, выкрашенные в нежный оттенок серого, который изумительно контрастирует с зеленью листвы <…>. И Сена чертовски хороша — прозрачная вода, собирающаяся в водовороты под мостами, а по вечерам в реке отражаются горящие на мостах белые и красные огни» [143] .

143

Brev til Signe, 18.6.1910, NBO, 742.

Они остановились в «Отель дю Сенат», где жили «почти одни художники» и где Андерс

К. Сварстад был частым гостем. В Париже он учился и потом неоднократно приезжал работать. Сварстада хорошо знали в местной норвежской артистической среде, и когда той весной художники провожали гроб с телом Бьёрнстьерне Бьёрнсона домой, на место последнего упокоения, в число свиты, естественно, входил и Сварстад [144] . Теперь он решил познакомить свою подругу, известную писательницу, с не менее известным Анри Руссо, также добрым другом. Вероятно, Сварстад первым открыл для норвежской публики этого своеобразного художника-наивиста. Он же организовал первую выставку Руссо в Норвегии. Перед тем как войти в разукрашенную арку ворот дома номер два по улице Перрель, Сварстад предупредил свою возлюбленную: «Не пугайся, если он вынет из стакана вставные челюсти, а потом нальет тебе туда красного вина!» [145] А еще Сигрид сообразила — и это не могло ей не понравиться, — Сварстад изо всех сил старается избежать общества Оды Крог, несмотря на всю поддержку и признание его таланта со стороны Кристиана Крога.

144

Overland 1995, s. 182.

145

Utstillingskatalog 1973. Историю, приведенную здесь по словам Кристианны Унсет Сварстад, рассказывала сама Сигрид Унсет.

Сварстад забавлял Унсет своими ироническими комментариями и меткими описаниями парижских злачных мест и нравов артистической богемы. И рисовал. В набросках, сделанных в его разоблачающей манере, очаровательный город художников нередко представал с совершенно неожиданной стороны. Сварстад умел подмечать детали и показать, как обклеенные плакатами общественные туалеты оживляют симметрию парижских улиц, какая величественная панорама открывается с высоты колокольни собора Парижской Богоматери.

Во втором письме из Парижа Унсет пишет именно об этой панораме. Дома она карабкалась на вершины, чтобы получше рассмотреть окружающий горный пейзаж, здесь — чтобы окинуть взором крыши домов, сориентироваться в паутине улиц. И один опыт накладывается на другой. С колокольни Нотр-Дама перед ней как будто бы снова предстают родные места, ей видятся пики Вестронд и Рондеслотт. Поклонница городского пейзажа, она и природу вплетает в свою картину «огромного прекрасного города, где человеческие жизни скапливаются в огромные сгустки». Возможно, для своих словесных описаний Парижа она черпает вдохновение в работах Сварстада. Город, творение людей, представляется ей естественным порождением человеческой натуры. Однако в своих воззрениях на природу она остается непоколебимой: «Сама по себе она бездушна, разве только мы не разглядим в ней отражение собственной души». Натуралист Сигрид Унсет не верит в существование души природы, ее описания всегда отличаются точностью и реалистичностью.

Судя по ее письмам сестре, она наслаждается жизнью. Рассказывает о художественных выставках, восхваляет Моне, зато старые знаменитые художники рококо кажутся ей чуть ли не обычными декораторами. А что сестра скажет о ее покупках? «Во-первых, кимоно, я ношу его утром и вечером и выгляжу в нем очень миленькой» [146] . Кимоно это, рассказывает она дальше, из настоящего японского хлопка и обошлось ей в восемь франков. «Потом настоящая большая панама, которая, по общему мнению, мне чрезвычайно идет». Сигрид подробно рассказывает обо всех своих приобретениях, от белья до аксессуаров, и описывает хорошенькие вещички, что купила сестрам в подарок на Рождество.

146

Brev til Signe, 18.6.1910, NBO, 742.

Время, когда Унсет со Сварстадом гуляли по Парижу, могло показаться временем поистине безграничных возможностей. На их глазах наклеивают афиши, оповещающие о выступлении «Русского балета» с премьерой «Жар-птицы» Стравинского. Может быть, Сварстад описывал ей свою встречу с Максимом Горьким в Неаполе, а она рассказывала о дебюте норвежского писателя Оскара Бротена, также певца

рабочих кварталов Осло. При них в Париже открывается «Гомон Палас», крупнейший в то время кинотеатр в мире, рассчитанный на пять тысяч мест. Однако их все это никак не затрагивает. Оба художника находятся на пороге одного из важнейших событий в своей жизни. Сварстад по-прежнему пишет нежные и заботливые письма Рагне и детям. Унсет по-прежнему ничего не рассказывает близким о своем спутнике. Но оба понимают: никаких компромиссных решений быть не может.

Украдкой добиваться своего

Кристиания.

Сигрид и радовалась возвращению, и боялась его. И как рассказать обо всем близким? Как объяснить им, что ее жизнь больше не будет такой, как прежде, что она встретила такого мужчину, какого почти отчаялась было найти, и бросила вызов условностям? Сигне, правда, подозревала, что происходит «что-то из ряда вон выходящее», однако вряд ли догадывалась о тайном предсвадебном «медовом месяце» в Париже. И пусть ей было не привыкать к насмешкам старшей сестры над «вечными помолвками», решение Сигрид стать законной женой Андерса Кастуса Сварстада наверняка вызвало у младшей шок.

Сигрид собиралась держать помолвку в тайне от всех, за исключением самых близких, пока Сварстад не уладит свои семейные проблемы. Она нуждалась в совете сестры: как добиться поддержки матери? Сигрид не заблуждалась насчет матери — та ни за что бы не позволила дочери жить дома и при этом тайком встречаться с любовником: «Пока не говори ничего маме. Когда я приеду, то не смогу жить дома — впрочем, я уже раньше решила съехать, а теперь только еще больше укрепилась в своем решении» [147] .

147

Brev til Signe, 18.6.1910, NBO, 742.

Финансовые проблемы тоже не давали покоя: путешествия и гостиницы изрядно истощили ее кошелек, а она даже еще не начала толком писать новую книгу. Что-то обещали заплатить за статьи, но пока о гонорарах ни слуху ни духу. Унсет подала прошение о новой стипендии, но получила отказ — что ее, впрочем, не очень огорчило. Сестре она писала, что расстраивалась «не дольше часа. Я вполне могу справиться и без посторонней помощи». Она попросила Сигне выслать ей 3000 крон и сообщить, сколько денег осталось на счету. И сколько ей должна «Моргенбладет». Может быть, ее могут взять на работу в эту газету? Или попытать счастья в «Урд»? Она все-таки надеется по возможности побыстрее опубликовать новую книгу; пока же она послала в «Аскехауг» «всего-навсего» свои юношеские стихи. Когда напечатают книгу, Сигрид собиралась отправиться в горы, в Сель: «пожить некоторое время на природе — мне так этого не хватало за границей». Из этого Сигне уже давным-давно должна была понять, что у вечно занятой делом, пишущей в каждый свободный час, трудолюбивейшей старшей сестры на свете нашлись веские причины временно забросить работу над романом.

Заканчивалось письмо поручением позаботиться о вещах, которые Сигрид должна была получить по наследству от недавно скончавшегося датского дедушки. Сигрид очень хотела заполучить дедушкин письменный стол — если бы ей его уступили за десять крон. А еще она положила глаз на зеленые винные бокалы. Неудивительно, что ее интересовали мебель и посуда — если уж она собралась зажить своим домом.

Еще перед возвращением домой Сигрид согласилась временно замещать Сигне в конторе: сестры всегда старались помогать друг другу. Сигрид с нетерпением предвкушала, как они отправятся вдвоем на долгую прогулку по Нурмарке и она подробно расскажет младшей обо всем. «Писать я об этом не могу — но когда приеду, у меня найдется что тебе рассказать» [148] . Пока же она возлагала надежды на сестру — что та поможет ей пережить надвигающийся период ожидания. «Думаю, скорее всего, зиму я проведу дома. Способности человека воспринимать новые впечатления ограниченны, и я уже достаточно постранствовала, да и при постоянной смене места жительства трудно сосредоточиться на работе» [149] . Со временем она собиралась устроить все так, чтобы они со Сварстадом могли встречаться, пока она будет работать над рукописью, а он — улаживать свои семейные проблемы.

148

Brev til Signe, 18.6.1910, NBO, 742.

149

Brev til Signe, 18.6.1910, NBO, 742.