Сила безмолвия
Шрифт:
— «Намеренный» вызов движения твоей точки сборки — это твое величайшее достижение, — сказал дон Хуан. — но достижение — это что-то личное. Оно необходимо, но и не так уж важно. Это совсем не то, чего маги ждут с нетерпением.
Мне показалось, что я знаю, чего он хочет. Я сказал ему, что не забыл полностью это событие. У меня в моем обычном состоянии сознания осталось воспоминание о том, что горный лев — а я не мог принять мысль о ягуаре — гнался за нами по холмам, и что дон Хуан спрашивал меня, чувствую ли я себя обиженным на нападение большой кошки. Я ответил ему
— Неважно, что я тебе говорил, — сказал он, рассмеявшись. — идея абстрактного, идея духа — вот остаток, который действительно важен. Идея личного "я" не имеет никакой ценности. Ты выражаешь себя и в первую очередь свои собственные чувства. Каждый раз, когда была возможность, я заставлял тебя осознавать потребность в абстрактном. Тебе верилось, что под этим я подразумеваю абстрактное мышление. Нет. Быть абстрактным — значит заставить себя стать доступным духу, благодаря тому, что осознаешь это.
Он сказал, что одной из наиболее драматических вещей человеческого состояния была мрачная связь между глупостью и самоотражением.
Это глупость заставляла нас отбрасывать все, что не устраивало наши ожидания, построенные на самоотражении. Например, как обычные люди, мы слепы к самому главному фрагменту знания, доступного человеку — к существованию точки сборки и факту, что она может двигаться.
— Для рационального человека немыслимо, что существует какая-то невидимая точка, где собирается восприятие, — продолжил он. — еще более невероятно, что такая точка находится не в мозгу, как бы он определенно ожидал, даже приняв мысль о ее существовании.
Он добавил, что рациональный человек, упорно придерживаясь образа самого себя, как бы страхует свое вопиющее невежество. К примеру, он игнорирует тот факт, что магия — это не магические заклинания и не фокус-покус, а свобода познавать не только мир, как само собой разумеющееся, но и все, что возможно для человека.
— И здесь глупость обычных людей наиболее опасна, — продолжал он. — они боятся магии. Они дрожат от возможности быть свободными. А свобода здесь, на кончике их пальцев. Она называется третьей точкой. И она может быть достигнута с такой же легкостью, с какой точку сборки можно заставить передвигаться.
— Но ты сам говорил мне, что передвигать точку сборки настолько трудно, что это является истинным достижением, — возразил я.
Все правильно, — заверил он меня. — это другое противоречие магов: это очень трудно, и тем не менее это самая наипростейшая вещь в мире. Я уже говорил тебе, что точка сборки может сдвинуться от сильной температуры. Голод, страх, любовь и ненависть могут вызвать ее движение, сюда входят и мистицизм, и «непреклонное намерение», которое является предпочтительным методом магов.
Я попросил его объяснить еще раз, чем было «непреклонное намерение». Он сказал, что оно было видом целенаправленности, проявляемой человеком, крайне четкой целью, которую
Потом дон Хуан провел многозначительное различие — которое ускользало от меня все эти годы — между движением и перемещением точки сборки. Движение, — сказал он. — это глубокое изменение позиции, настолько глубокое, что точка сборки даже достигает других диапазонов энергии внутри нашей полной светящейся массы энергетических полей. Каждый диапазон энергии представляет для познания совершенно другую вселенную. Перемещение же было незначительным движением внутри диапазона энергетических полей, которые мы воспринимаем как мир повседневной жизни.
Он продолжал говорить, что маги видят «непреклонное намерение» — как катализатор, убыстряющий их неизменные решения, или наоборот, их неизменные решения были катализатором, который проталкивал их точки сборки в новые позиции, которые, в свою очередь, генерировали «непреклонное намерение».
Наверное, у меня был ошеломленный вид. Дон Хуан рассмеялся и сказал, что попытки осмыслить метафорические описания магов так же бесполезны, как и попытки осмысления безмолвного знания. Он добавил, что проблема со словами состояла в том, что любое усилие прояснить описание магов лишь делало его более запутанным.
Я попросил его прояснить это тем способом, который был для него возможен. Я убеждал его, что все, о чем он говорил, например, о третьей точке, проясняло ее, и хотя я знал о ней все, этот вопрос оставался по-прежнему таким же запутанным.
— Мир повседневной жизни состоит из двух точек соотношения, — сказал он. — например, мы имеем здесь и там, внутри и снаружи, вверх и вниз, хорошее и злое и так далее, и тому подобное. Поэтому, собственно говоря, наше восприятие жизней двумерно. Ни одно из них не имеет глубины того, что мы сами воспринимаем как делание.
Я возразил, что он смешивает уровни. Я сказал ему, что могу принять его определение восприятия как возможность живых существ воспринимать своими чувствами поля энергии, отобранные их точками сборки — весьма притянутое за уши определение по моим академическим стандартам, но оно на данный момент казалось убедительным. Однако я не мог представить себе, что может быть глубина того, что мы делаем. Я попытался выяснить, что, может быть, он говорит об интерпретациях-разработках наших базовых восприятий.
— Маг воспринимает свои действия с глубиной, — сказал он. — его действия для него трехмерны. Они имеют третью точку соотношения.
— Как может существовать третья точка соотношения? — спросил я с оттенком раздражения.
— Наши точки соотношения первоначально получены из нашего чувства восприятия, — сказал он. — наши чувства воспринимают и разграничивают то, что близко к нам, от того, что далеко. Используя это основное различие, мы извлекаем остальное.
— Для того, чтобы достигнуть третьей точки соотношения, мы должны воспринимать два места одновременно.