Сила притяжения
Шрифт:
Дело в том, что до мамы у моего отца была девушка. В наше время этим сложно кого-то удивить. То есть люди не делают большие глаза и не кричат: «Как?! Ты уже не девственник?!?!». Нет, всё работает не так. Так вот, девушка. Она была чокнутая. Тотально. Настолько, что не смирившись с тем, что отец её бросил, решила украсть меня. Зачем? Я не знаю! Говорю же — у неё кукушка совсем поехала.
Похитив ребёнка и не желая с ним особо возиться, эта дама напоила меня. Младенца, которому было всего пару месяцев от рождения. На тот момент врачи сказали, что всё со
Пару раз мы с друзьями экспериментировали, пытаясь выяснить, действительно ли всё так серьёзно. Оказалось, что да, ещё как. Потому что по утрам после таких вот «проверок», больше всего мне хотелось умереть. Я не помнила совершенно ничего из того, что делала и говорила, а в голове у меня играл, кажется, симфонический оркестр, правда, почему то только похоронный марш.
Такие вот приветы из детства.
— Но я…блин, я не знаю, зачем я это сказала тогда. Прости, — мягко произнесла я, снова запуская пальцы в его чёрные вихры.
Но Юлик лишь покачал головой — на самом деле просто поелозил по моим коленям:
— Тебе не за что извиняться. Если бы ты сказала это просто, чтобы задеть меня — тогда да. Но ты это втирала мне с таким пылом и упорством, словно от этого зависела твоя жизнь. Или ты правда переживала за меня и моё будущее.
— Но ведь это так и есть, — заметила я с усмешкой, — Я всегда волнуюсь за тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы ты получал удовольствие от работы.
Юлик помолчал немного, а потом негромко произнёс:
— Иногда мне снится, словно я больше не могу играть. Что руки не случаются меня. И струны рвутся, а клавиши рояля просто рассыпаются в прах. Я просыпаюсь — и мне становится по-настоящему страшно. Потому что, оглядываясь назад и вспоминая всё, что у меня было и есть, я понимаю, что ничем, кроме музыки, не умею заниматься. Да и не хочу. А что если этого не станет? Кем я тогда буду?
— Ты будешь собой, — сказала я твёрдо, — Юлианом Кораблёвым. Невероятно талантливым и умным парнем. И музыка всегда будет частью тебя. А если нет — то ты придумаешь себе новую мечту. И она будет не менее грандиозной, чем та, что у тебя уже есть. Ты меня понял?
Я заставила Юлика поднять на меня взгляд — его глаза при этом были полны растерянности и даже какого-то смятения, после чего повторила:
— Ты понял меня?
Сглотнув, Кораблёв кивнул и слабо улыбнулся:
— Да, понял.
— Чудно, — кивнула я, после чего добавила, — И потом — можно же писать музыку и без рук. Ты ведь мне рассказывал о какой-то музыканте, который был парализован почти полностью, но ему это не мешало. Как его там зовут? Джеф, Джексон…
— Джейсон Беккер, — подсказал мне друг с улыбкой.
— Точно! — щёлкнула я пальцами, — Я почти угадала.
Я уже говорила, что у Юлиана в голове — помойка самых разных
Так вот, этот гитарист заболел страшной болезнью. Боковой амиотрафический склероз. Ею же болел Стивен Хокинг. Проще говоря, все мышцы на его теле начали постепенно отказывать. Началось всё с ног, потом перебралось руки, внутренние органы. Постепенно отказало всё — кроме пары мышц лица. Беккеру пророчили смерть, но он прожил долгую жизнь. Для него разработали специальную программу, и он писал музыку, имея лишь несколько подвижных мышц. Несколько альбомов создал. Вот это я понимаю — стремление жить и творить.
— Ты ведь любишь равняться на великих, — озвучила я известный факт, — Так почему бы не перенять уверенность в себе, которой обладал Беккер?
— У меня так не получится.
Я фыркнула:
— Ты достал со своей депрессией! Не получится у него! А ты пробовал? Прекрати хандрить или клянусь боком — я столкну тебя с этой скамьи и уйду отсюда!
Юлиан вдруг широко мне улыбнулся:
— Вот поэтому ты и нужна мне. Ты умеешь подбирать нужные слова и не позволяешь мне скатываться в бездну самокопания.
— Да уж, что есть, то есть, — проворчала я, поглаживая его голову и даже не пытаясь скрыть тёплую улыбку, — Хватит о грустном. Расскажи мне что-нибудь хорошее…
*****
Юлиан
Вернувшись вечером домой, я обнаружил в гостиной только Влади. Сестра сидела на диване и что-то писала в толстой тетради.
— Чем занята? — лениво поинтересовался я, падая в стоящее рядом кресло.
— Домашкой, — отозвалась Владка, хмуро глядя в припаркованный рядом учебник, — Не все же в этой семье — великие музыканты. Кому-то нужно образование, чтобы выжить.
Я пропустил этот камень в свой огород и в ответ запустил свой:
— Конечно, учись-учись. Ведь, как говорится, «Школа вне жизни, вне политики — это ложь и лицемерие».
Сестра подняла на меня хмурый взгляд:
— Что это сейчас было?
— Как? — притворно возмутился я, — Ты не узнала свою собственную речь? Хотя, ты тогда была мужиком, и звали тебя Владимир Ленин, но серьезно, сестрёнка, ты не сможешь оправдываться так вечно.
— Иди ты! — рыкнула Влади, запуская в меня карандашом.
Я поймал его и засунул за ухо, после чего примирительным тоном произнёс:
— Ладно тебе, не злись. У тебя не получается что-то? Давай помогу.
Вздохнув, сестра придвинула ко мне свои тетради и учебник, после чего простонала:
— Физика…
Да, больше мне ничего не нужно было знать. Сестрёнка в точных науках разбиралась, как обезьяна — в моде. Мне же с этим было попроще, так что нередко наши вечера проходили вот так — я сидел и помогал Влади понять непонятное и постичь непостижимое. Ну, или же, отчаявшись, я просто делал домашку за сестру.