Сила семейных уз. Почти достоверная история нескольких поколений одной семьи
Шрифт:
В конце сентября того же года в страну прибыла германская военная миссия с целью обсудить условия охраны нефтяных разработок, от которых будет зависеть количество нефти, экспортируемое в Германию. Румыния, как и страны ОСИ, наконец сделала, по всей вероятности, не совсем обдуманный шаг, ведущий к неумолимо приближающейся катастрофе – войне мирового масштаба. Но это было зафиксировано гораздо позже в виде исторического пробела, по сути, не желающей воевать страны.
В первые три месяца проживания в новом для неё государстве маме удалось немало, хотя всё определялось сообразно тем меркам, которые хотелось употребить. Она «пробила» относительно сносное жильё. Ей, как одиночке, не обременённой семьёй, и как «молодому узкому специалисту», выделили комнату в общежитии джутовой фабрики им. Воровского, недалеко от парка им. Т. Г. Шевченко. В комнате проживала ещё одна девушка, швея по профессии. Как ей объяснили, проживание в общежитии было временным. Пока не подыщется комната или даже квартира в обычном жилом доме. Мама подружилась с этой весёлой, никогда не унывающей симпатичной соседкой по комнате, которая свято верила, что её поколение будет обязательно жить при коммунизме. На этой почве у мамы возникало много вопросов, и она с удовольствием слушала рассказы девушки, очень похожие
– Ты могла бы работать переводчицей в любом правительственном аппарате, – восхищённо говорила она, замирая и закрывая глаза, по всей видимости, представляя маму в этой роли.
Вскоре, по прошествию ещё двух недель, мама нашла работу с небольшим, но твёрдым окладом. В стране, в самом деле, была острая нехватка специалистов. Её взяли в аптеку при областной больнице.
Конечно, деньги были небольшие, но учитывая, что многие обиходные расходы были совершенно незначительные, маме даже удалось откладывать маленькую часть зарплаты про запас. Она по-прежнему рассматривала мысль о том, что её родители, возможно, захотят переехать в Одессу, и её материальное положение сыграет решающую роль в их планах. В конечном итоге, так оно и случилось. После 6-ти месяцев её пребывания в СССР, маме выделили двухкомнатную квартиру в одном из жилых домов неподалёку от работы. Она тут же принялась ходатайствовать о переезде своих родителей.
Глава II
Мой отец, Сонов Филипп Борисович, родился в 1912 в небольшом посёлке городского типа под названием Голованевск, поначалу Подольской, а в конце 1920-х годов Одесской области. В местечке этом к началу 20 столетия проживало не более 7,500 человек, из которых чуть больше половины были евреи. Значительное скопление евреев объяснялось довольно просто. До революции 1917 года евреям разрешалось жить исключительно в пределах черты оседлости, то есть в определённых местах, указанных царской властью. Такое строгое предписание чётко определил живший в то время граф И. И. Толстой, который на тот период занимал пост министра народного просвещения. Он писал: «…Русская Государственная Власть в отношении черты оседлости исходит из соображений, что евреи основательно испорченный, преступный и почти неисправимый народ…» Это откровенно негативное видение евреев со стороны властей постепенно перешло в народ. Недовольство людей, обычно возникающее от неудовлетворенного быта, с одной стороны, а также неумения, а то и нежелания властей что-либо изменить, как правило ведёт к поиску «козла отпущения». В данном случае этим бесправным козлом оказались евреи, которые по тем или иным причинам, вынужденно проживая среди этнически схожих групп славян, были не способны ни дать достойный ответ, ни, тем более, противиться обидчику. В конечном итоге движение славян против евреев вылилось в череду погромов. Период с 1891 по 1915, то есть вплоть до начала гражданской войны, можно охарактеризовать, как время методичного террора еврейского народа. Немалую роль в этом открыто враждебном отношении к ним возымело осознание своей полной безнаказанности. Однако то ли по какому-то необъяснимому стечению обстоятельств, то ли вдруг проявившемуся желанию встать с колен на ноги, евреи Голованевска организовали так называемый комитет общественной безопасности (КОБ), задачей которого стала защита в первую очередь местных евреев, а затем и евреев, проживающих в близлежащих окрестностях. Благодаря ряду успешных отражений погромщиков, основной состав группы вскоре принял решение переименовать комитет безопасности в Отдельный Отряд еврейской самообороны. В результате бойцы созданной группы на протяжении почти 15 лет были самодостаточным и эффективным авангардом, охраняющим евреев на многие километры вокруг. Не раз и не два давали они отпор многочисленным попыткам различных вооружённых группировок расправиться с евреями не только в Голованевске, но и в окружающих городах и сёлах. В итоге разросшийся до 500 бойцов отряд продержался до сентября 1919 года, когда всё же был разбит отборными белогвардейскими войсками генерала Слащева.
Я затрудняюсь сказать, каким образом мой отец, ну и конечно дед, Сонов Борис Давидович, унаследовали такую нееврейскую фамилию. Но то, что фамилия была «настоящей», я это знаю достоверно. А вот об одном неожиданном повороте, связанным именно с моей фамилией, я хочу рассказать. Думаю, это будет не только интересно, но и к месту. Так вот, буквально недавно, просматривая архивные статьи в интернете, я случайным образом узнал, что в Голованевске Подольской области в 1890 году в семье мелкого торговца Якова Неуды был рождён некий Исай Сонов. Семья их вскоре перебралась в Одессу, а в 1920 сам Исай с женой эмигрировали в Берлин. Дед же мой, тоже рождённый там же, в том же 1890 году, никаких родственных связей с Исаем Соновым не имел. Могли ли существовать в одном местечке среди нескольких тысяч евреев два чужих, но с одинаковой фамилией человека, рождённых в один и тот же год, очень даже сомнительно. Тем более с такой не еврейской фамилией. И хотя при выдаче мне паспорта фамилия моя писалась Сомов, в метрике моей всё же фамилия моя значилась Сонов, а не Сомов, так что я никогда не сомневался, что мы Соновы. Каким образом Исай, сын Якова Неуды, стал Соновым, я объяснить затрудняюсь. Разве что возможен вариант, что человек этот, прибыв в Берлин и начав почти сразу публиковаться в еврейских и русских периодических изданиях, решил использовать каким-то образом запавшую ему в голову нашу фамилию, которую он решил сделать своим писательским псевдонимом. Утверждать этого за неимением достоверной информации не буду. А вот что касается того вопроса, как мы вдруг стали Сомовы, я узнал от отца, что чиновник, выдающий паспорта, букву «Н» принял за «М», а когда дома обнаружилось, что нас переименовали, возвращаться в паспортный отдел и исправлять такую незначительную ошибку было, как говорится, себе дороже. Поэтому отец решил, что не стоит ввязываться в волокиту, да ещё с письменными объяснениями, как да почему, да и не по собственной воле букву «Н» приняли за «М». Никому из администраторов эта замена близких по созвучию букв мешать не могла. Тем более, что с указанием национальности в документе ошибки не произошло. Каждый член семьи в паспорте числился евреем. Правда из-за этой чисто русской фамилии я на протяжении всей своей жизни испытывал всяческие неудобства не раз и не два. Но об этом расскажу в других, более подходящих к рассказу эпизодах. Кстати, была ещё одна веская причина, почему отец не стал ратовать за исправление изменённой фамилии. Но об этом тоже позже. А пока будем все вместе довольствоваться данным на то время объяснением отца.
Рассказывая об отце, да и о дедушке, я не могу не описать их чисто внешние
В свою очередь дед тоже, можно сказать, нашёл себе применение. По приезду в Одессу, не имея ни образования, ни специальности, дедушка пошёл работать рубщиком мяса на Привоз. Получая небольшую зарплату от созданного рыночного кооператива, он ухитрялся работать и «на себя», напрямую контактируя с крестьянами Голованевска, а также с крестьянами из близлежащих в окрестности сёл. То есть когда мог, продавал привозимые им отборные куски «левого» мяса. Рубить мясо с утра до ночи было, конечно, не легко, но, насколько я понимаю, для деда это было своего рода развлечением. Очевидцы, как я уже упоминал, рассказывали, что деду не составляло особого труда одним ударом ребра ладони убить корову наповал. И помимо какого-то чисто мужского бахвальства, особой гордости в ремесле деда я, как ни старался, не видел.
К 1940-му году семья деда значительно разрослась. Дополнение было связано с появлением на свет одной за другой сестёр отца. Мальчики больше не рождались. Зато, как по заказу, сёстры появлялись на свет божий одна за другой каждый последующий 3-й год. Потому разница между отцом и младшей сестрой была довольно ощутимой, целых пятнадцать лет. Для 13-летней младшей сестрички, 28-летний брат, вероятно, казался если не стариком, то вполне зрелым мужчиной. И, конечно, отец мой скорее всего таким себя и чувствовал, будучи десять лет женатым, воспитывая своего юного сына. Но и сестёр отец безумно любил, правда, три старшие, как и он, уже успели приобрести свои семьи, каждая имея по ребёнку. Тем не менее, отец пытался нравоучать остававшихся под родительским кровом сестёр, когда удавалось выкроить время навещать родителей. Все девочки были похожими на мать, с тёмно-каштановыми, натурально вьющимися волосами и пронзительно синими, с лёгкой поволокой глазами, обрамлёнными густыми ресницами. Сверстники-мальчишки не давали им проходу. Особенно когда сестры, ещё не будучи замужем, приезжали на пляж либо в «Аркадию», либо в «Отраду», либо отправлялись на 16-ю станцию «Большого Фонтана». И дело скорее всего было не только в завидном сложении девушек. Хотя, конечно, слоняющиеся неподалёку юнцы время от времени стреляли глазами на уже по-женски сформированные тела смуглых девчат. Немалую роль играли смешливость и задорный смех, заразительно раздававшийся из их окружения.
– Ента, ты уже закончила собирать этот чемодан? Я хочу выставить его в сени. – Сказал Моисей, указывая пальцем на открытый чемодан на кровати.
– Да, сейчас. Вот только положу твою безрукавку и можешь закрывать.
Мужчина слегка поднапрягся, защёлкнул замки не сразу поддавшейся крышки, однако довольно легко и без особого усилия отнёс чемодан к выходу. С тех пор как их город официально вошёл в состав Украинской Советской Республики, все сомнения перебраться в Одессу ушли на задний план. «Что может быть приятней, чем жить рядом с любимой успешной дочерью», – думал про себя Моисей, благоразумно не делясь своими мыслями даже с женой.
– Старшая и младшая дочки устроятся, – убеждал он свою покладистую супругу. – А вот нам нужно подумать о спокойной старости.
Ента кивала головой в знак согласия, но мнения своего не высказывала. Моисея это более чем устраивало. Лучше так, чем доказывать и спорить. Однако главным толчком в решении уехать было, бесспорно, создавшаяся ситуация нестабильности в Румынии. За один год страна, благодаря так называемым мирным договорам, потеряла Бессарабию, Южную Добруджу, часть Трансильвании, Буковину. Основная масса румынского населения была недовольна политикой короля. В результате к власти пришёл генерал Ион Антонеску, а с ним воинствующие легионеры «Железной гвардии» под руководством Хории Сима. После вынужденного отречения от престола короля, системное преследование евреев значительно усилилось. Антисемитизм в стране достиг своего апогея. С подписанием Хорием Сима новых приказов, легионеры провели в стране серию массовых погромов и убийств среди еврейского населения с конфискацией их имущества. И когда их городок был, по сути, вновь отдан стране Советов, Моисей решил, что сейчас то самое время, когда необходимо воспользоваться неожиданно благоприятным стечением обстоятельств. Тем более, что правительство Антонеску теперь открыто стало приветствовать фашиствующий режим Германии. В январе 1941 года германские войска прислали 500,000 человек под предлогом защиты режима Антонеску.