Сила соблазна
Шрифт:
— Как хотите. Уверен, что разузнаю сам, с помощью обычной слежки. Полагаю, общество будет потрясено. Особенно теперь, когда вы и «Лондон таймс» сделали все, чтобы выявить детали столь захватывающего скандала.
— Вы же не собираетесь это опубликовать? — охнул Бринсли.
— Собираюсь. Опубликую, и пусть все летит к чертям!
— Я беру свои слова обратно. Вы не глупец. Но, черт возьми, вы безумец.
Глава 16
Драма не только на сцене
Дорогая
Любящая с Олл-Сейнтс-роуд
Театр «Ковент-Гарден»
К концу первого акта щеки Аннабел стали того же цвета, что и ее алый пояс, а ее мнение о Любящей с Олл-Сейнтс-роуд, которая считала, что нежная ласка или легкий жест каким-то образом заставят Найтли заметить ее, возжелать и полюбить, было самым нелестным.
Этому намеку на нежность надлежало стать прелюдией к чему-то большему.
Кто бы мог предсказать, что такое простое действие окажется столь опасным?
Сначала она попрактиковалась на Алистере Грее, который привел ее в качестве своей гостьи на премьеру пьесы «Давным-давно», в которой играла Дилайла Найтли.
— Передаю точные слова Найтли, — пожаловался репортер, — «Моя мать должна получить восторженную рецензию, или я найду нового театрального обозревателя».
— Полагаю, это означает, что я должен посетить спектакль. Я, естественно, всегда привожу гостя или гостью. Учитывая вашу ситуацию и уверенность в том, что кое-кто обязательно придет, я и подумал пригласить вас, дорогая Аннабел. И ожидаю публичного выражения благодарности в следующей колонке.
— Разумеется, — кивнула Аннабел, легонько касаясь рукой в перчатке пальцев Алистера, одетого в розовато-лиловое сукно, прекрасно оттенявшее жилет из фиолетового шелка.
Алистер почти не заметил этого жеста, более того, не посмеялся над ней и не стал расспрашивать, какого дьявола она к нему прикасается. Значит, делать так вполне позволительно.
Аннабел набралась храбрости и выпрямилась. Но едва не ударилась в панику, когда в ложе появился Найтли, невероятно красивый в черном фраке с белыми галстуком и сорочкой.
Если он и удивился, увидев ее, то ничем этого не показал. Взгляд темно-голубых глаз был, как всегда, сосредоточенным, выражение лица — отчужденным и непроницаемым. Из груди Аннабел вырвался невольный вздох желания.
Поздоровавшись с Алистером, Найтли сел рядом с Аннабел.
— Как поживаете, Аннабел? — спросил он, наклоняясь к ней, чтобы его тихий голос был слышен сквозь неровный гул толпы.
— Спасибо, прекрасно. А вы как?
И тут она осмелилась провести пальцем по мягкой шерсти его рукава. Всего на секунду, прежде чем отнять руку. И при этом была так заворожена взглядом Найтли, что не сводила с него глаз. Одновременно она пыталась определить, какое впечатление произвело на него ее легкое прикосновение.
— У меня все хорошо, спасибо. Готов
— Драма годится только для сцены. Или для газетных страниц, — заметила Аннабел, вызвав его едва заметную улыбку. И тут же решила, что ей предоставлена возможность получить ответ на вопрос, мучивший ее во время поездки. — Мистер Найтли, по-моему, вы так и не упомянули о третьем правиле.
При этом она снова посмела положить ладонь на его руку. И мысленно сосчитала до трех. Почувствовал ли он ее тепло? Дрожь пальцев?
Аннабел была буквально наэлектризована прикосновением, пусть и мимолетным. Несмотря на то, что их разделяли слои тканей.
Найтли подался ей навстречу. Сердце девушки гулко заколотилось. Она была уверена, что ее грудь вздымается от предвкушения чего-то непонятного, но в тусклом свете было неясно, смотрит ли Найтли в ее вырез или нет.
— Ни от кого не зависеть, — тихо сказал он голосом, от которого буквально разрывалось сердце.
— Понимаю, — откликнулась Аннабел, отняв руку. Таково правило человека, который заранее отказывается от любви и привязанностей. Женщинам не стоит тратить время на таких мужчин. Он все равно что объявил: «Оставь надежду всяк сюда входящий».
Но тут она заметила, что Найтли поглядывает на нее. И на ее вырез. Она могла поклясться, что этот взгляд был подобен ласке.
Ей стало жарко. Не только от его внимания. Но и от довольства собой: она посмела. Достигла хоть малого, но триумфа.
Свет стал еще более тусклым. Публика притихла. Занавес из толстого красного бархата медленно раздвинулся. Действие должно было проходить в декорациях спальни, где собрались ярко одетые персонажи.
Пьеса оказалась превосходной, однако Аннабел никак не могла сосредоточиться по-настоящему. Найтли пошевелился, и мягкая шерсть коснулась ее голой руки, как нежнейшая ласка. Аннабел прикусила губу, желая большего.
Всего лишь случайное прикосновение, ничего особенного. Но она так нуждалась в его симпатии и так желала этих ласк! Как доказательства того, насколько далеко она зашла, насколько близка к цели.
Старая Аннабел никогда не переживала подобных моментов. В темноте, наедине с Найтли, когда они достаточно близки, чтобы касаться друг друга…
Во время представления ее руки лежали на коленях. Но потом она подумала… Может, стоит попробовать снова?
Рука скользнула по розовым складкам юбки, к подлокотнику бархатного кресла, где их пальцы переплелись на одну восхитительную и мимолетную секунду.
В середине первого акта Найтли нагнулся к ней, чтобы прошептать на ухо какое-то замечание насчет пьесы. Он говорил так тихо, что Аннабел не расслышала ни слова.
— Что это? — переспросила она в тот момент, когда, согласно инструкциям Любящей с Олл-Сейнтс-роуд, протянула руку, намереваясь коснуться его рукава, но тут Дерек как раз пошевелился, и ее пальцы дотронулись до куда более интимной и откровенно мужской части его тела. И тут еще ее злополучный вопрос!
Господи милостивый, он подумает…