Сила Внушения
Шрифт:
По этому поводу лучше отвечать обтекаемо, без жёсткой конкретики:
— Не знаю, даже… В каждом случае надо пробовать. И будучи хорошо отдохнувшим. То есть, предупредив меня как минимум за два дня до того, чтобы я свои силы исцеления не растрачивал.
— Хорошо. Если что, то я сразу звоню Михаилу Никифоровичу! — принял решение Смирнов.
Кстати, просто поблагодарить юного студента, чисто по-человечески, он и не подумал. Словно тот ему был обязан по жизни делать добро. Что крайне Киллайду не понравилось. И это — при его невероятной прагматичности и с тотальным равнодушием к подобным условностям
На том и договорились, потому что у министра деньоказался невероятно загружен. Как и у Ахутина, который и так выбился из составленных на сегодня планов. Но когда ехали обратно в институт, главный хирург выглядел довольным и не скрывал этого:
— Очень важно, что он станет привлекать тебя иногда, только с моим участием! — втолковывал он своему протеже. — Так и мне будет спокойнее, и тебе лучше. Иначе можешь нарваться на какую-то подставу по своей неопытности… Или на дурака. Да и вообще, Смирнов — тот ещё фрукт! От него что угодно можно ожидать. Да и любит он своих подчинённых держать в ежовых рукавицах не только с помощью силы своего положения. Разным компроматом тоже не брезгует…
Эти детали Шульга отныне знал стократно лучше своего покровителя. Только и следовало всё тщательно продумать, спланировать и определиться, какой ход окажется наиболее продуктивным и максимально эффективным.
В институте уже началась последняя пара, так что не стоило на неё показываться с опозданием. Лучше пропустить. Поэтому Киллайд отправился сразу в лабораторию. Разве что сказал на входе, где он будет. Потому что почти каждый работник или учащийся альма-матер уже хорошо знали эту самую юную парочку студентов. И знали, что они постоянно друг друга стараются держать под наблюдением. А потому никогда не ждали традиционного вопроса «А где…», сразу отвечали:
— Не знаем! — или: — Вон в ту сторону пошёл. Или пошла. — Порой добавляли с ехидцей: — Злая! Тебя искала! — или: — Сердитый! Грозился кого-то в угол поставить.
А если в общем описывать отношение товарищей по учёбе и большинства преподавательского состава, то оно характеризовалось многими словами: покровительственное, снисходительное, дружелюбное, сопереживательное, восхищённое, удивлённое… В общем: крайне положительное. Ну, разве что, капельку завистливое. Потому что учились Бельских и Шульга не просто на «отлично», а показывая уникальные знания для первокурсников и поражая преподавателей зрелыми рассуждениями, хорошо сформированной логикой и даже новыми, пусть не всегда понимаемыми идеями.
И никто не догадывался, что такое отношение грамотно в них программировал представитель иной разумной цивилизации. А мемохарб максимальным перенапряжением своего тела, только ускорял своё развитие, стараясь при встрече с любым потенциально полезным человеком внушать нужные установки на дружбу, поддержку и защиту. Вот так и формировал вокруг себя благожелательную обстановку. В такой атмосфере и безопасность повышалась многократно, что и являлось наиболее важным моментом в отношении возлюбленной Настеньки.
Именно по причинам новых идей, юная парочка и проводила времени в лаборатории не в пример больше остальных студентов. И налегали они там в первую очередь на фармацевтику и микробиологию. Ну, насколько их к этому делу допускали преподаватели. На первый взгляд, там фонтанировала
На самом деле, Шульга-Паркс во время проводящихся опытов только прикрывался активностью своей невесты. А сам, с присущими ему талантами и сноровкой, решал свои проблемы, тоже связанные с созданием лекарств. Ну, как решал… С огромным трудом, конечно! И со скрипом! Потому что убогое оборудование институтских лабораторий оставляло желать лучшего. Как и наличие должных ингредиентов, раздражало. Точнее — их почти полное отсутствие. И даже не в сравнении с прошлой жизнью в двадцать первом веке. А потому что не шло ни в какое сравнение с подобными лабораториями нынешних годов в тех же США, или той же Англии. Вот и приходилось изворачиваться с тем, что было. Как говорилось в одной поговорке: «Если нет бумаги, пиши зубилом на скале».
Вот он и стучал по пробникам старым микроскопом, образно говоря, вместо использования нового инструмента, которого уже хватало за рубежом. А вместо дефицитных ингредиентов, использовал порой весьма вредные отходы. Сложно, с огромными трудностями, но кое-какие результаты появлялись. Особенно много времени уходило на возню с препаратом, называемым официально круцин. Тот самый препарат, который ещё два года назад создали микробиологи Григорий Роскин и Нина Клюева. Якобы с его помощью можно было лечить раковые заболевания. И в прошлой жизни Киллайд собрал достаточно информации по этому препарату, но так и не выяснил до конца: почему его перестали выпускать и насколько оно было эффективно в первые годы своего появления. И было ли эффективно вообще.
Правда непосредственно в институтской лаборатории студент никак не упоминал официальное название, и саму суть удачно скрывал под эгидой иных простейших исследований.
Вокруг этого изобретения имелось много тайн и недосказанностей, нераскрывшихся в прошлой жизни даже такому существу, как мемохарб. Супружеская пара учёных вроде как добились ошеломляющих результатов, при создании своего детища, но только в первое время. А почему? Почему это не стало панацеей на все времена и во всех странах? Почему произошёл сбой?
На эти вопросы могла ответить истерическая обстановка в стране, существующая в те годы, всё больше нагнетаемая шпиономания, всеобщее недоверие и сволочное отношение друг к другу в научных кругах. Вначале никаких запретов на контакт и сотрудничество с союзниками СССР не было. Министр (тот же Смирнов) разрешил своему заму даже поехать в Америку с образцами и с опытной партией круцина. Полгода там шла реклама и пропаганда, закладывались основы совместного производства, вышла в печати монография открытия и, вроде как, наметился существенный рывок в практической реализации великих планов по борьбе с раковыми заболеваниями.