Сила жизни
Шрифт:
Мне было дано позволение на посещение библиотеки, и я часами разглядывал старинные фолианты, украшенные чудными иллюстрациями. Как отличались эти книги от библиотеки моего отца! Здесь были собраны, наверное, все сказания и поэмы о счастливой и несчастной любви, сочиненные в Зебанаваре и Танджевуре. В Бахаре эти вопросы, помнится, интересовали лишь алхимика Мунха, семейные же собрания Иса ломились от полезных справочников, ученых рассуждений и исторических трудов. Одной из первых была прочитана та самая «Легенда о Великой Реке». Сюжет был вполне ожидаем для произведений подобного жанра. Прекрасный юноша Митхун жил на берегу реки и каждый день смотрелся в ее воды. Дух реки влюбился в него, воплотился в
Однажды приставленный ко мне слуга заглянул в библиотеку в неурочный час и передал дозволение Шандиса Васа посетить мастерские. Я, вообще-то, не горел жаждой знакомиться с местным ремеслом. Слуга же с юношеским энтузиазмом помог встать с кресла и почти потащил к выходу, поддерживая под локоток. Удачно, что смог догадаться: посещение мастерских должно быть воспринято как щедрый дар, и никак иначе.
– Это большая честь, юный господин, – обычно немногословный, сейчас он с охотой говорил, показывая дорогу. – Хозяин редко кого приглашает в святая святых, туда, где рождается истинное искусство.
– Вам нравится то, что он делает? – из вежливости осведомился я.
– Мы гордимся тем, что служим великому мастеру семейства Васа, – высокопарно отозвался слуга. – Изделия наших мастерских ценятся далеко за пределами Танджевура. А в Хариндаре ему вообще нет равных! Вас ознакомит с работой сам управляющий производством...
У ворот ограждения, отделяющего хозяйственный дворик от гостевого и огромного сада с бассейном, где обычно отдыхали домочадцы, нас ожидал невысокий коренастый человек, типичный южанин с кудрявой седой бородой и спокойным взглядом черных глаз.
– Кандилу-баба, – слуга поклонился, поднеся ладонь ко лбу, – я привел юного господина, как распорядился хозяин.
– Спасибо, – голос начальника мастерских был негромок и приятен. – Что бы Вы хотели осмотреть в первую очередь, уважаемый гость?
– Все, что Вы сочтете возможным мне показать, – не менее церемонно ответил я, совершенно не представляя, чего можно ждать от такой экскурсии.
– Ну что же... – он открыл глухие ворота и мы вошли внутрь.
Рабочий шум заполнял полузакрытый двор-тибари. Взвизгивали пилы, жужжали сверла, скрипели шлифовальные камни. Пахло деревом, воском и лаком.
– Пожалуйста, обратите внимание, перед Вами три мастерских, которые работают по эскизам нашего мастера, – действительно, двор был разделен на три отсека: весьма обширный, чуть поменьше и совсем крохотный. – Слева трудятся резчики по камню. Там же находится студия ювелира и кабинет самого Шандиса Васа Куккья. Центральная – цех работы с деревом, за который отвечает Ваш покорный слуга, а вот здесь... – он чуть заметно поморщился, – сохраняют наследие далеких предков. Господин практически не касается сей отрасли нашего высокого ремесла, но совсем оставить ее не позволяет память рода. Это мастерская резьбы по кости.
Конечно, именно маленький закуток и привлек в первую очередь мое внимание, хотя проявлять к нему повышенный интерес я не решился. Но Кандилу-баба, словно почувствовав, повел меня именно туда.
Вдоль оштукатуренных
– Кандилу-баба? Простите...
– Оксинат Васа, прошу любить и жаловать, – не обращая внимание на резчика проговорил управляющий, что меня несколько удивило. – Последний представитель высокого, но устаревшего искусства работы с костью. Продолжатель традиций.
Мастер съежился и опустил глаза, как нашкодивший ребенок. Он и в самом деле был довольно молод и явно не уверен в себе. Мне стало его жаль.
– Это все Ваши работы? – с широкой улыбкой спросил я его, разведя руки, и он просиял навстречу моему жесту.
– Да, господин, это моя работа. Так учили меня дед и отец...
– Вам что-то понравилось здесь? – удивление в голосе Кандилу-баба было ненаигранным.
– Здесь все прекрасно! Абсолютно все! – С несколько нарочитым энтузиазмом ответил я. – Неужели Вы не видите таланта и мастерства в этих вещах?
Взглядом испросив разрешения Оксината, я взял в руки ближайшую статуэтку достаточно крупных размеров. Ею оказалось изображение полуобнаженной девушки, обнимающей обезьянку. Угловатые линии еще толком не оформившегося юного тела контрастировали с мохнатой шкуркой зверька и мягкими крупными складками тяжелого покрывала, скользнувшего с плеч. Нежное, мечтательное выражение прекрасного лица оттеняла проказливая мордочка мартышки, лапка которой тянулась к случайно обнажившейся груди. Статуэтка просто светилась изнутри.
– Гениально! – я не сдержал искреннего восхищения. – Так невинно, так... соблазнительно! Как называется?
– «На пороге весны», – смущенно ответил мастер, но я видел, как приятен ему мой восторг.
– Желаю Вам твердой руки и острого резца, – я с благоговением поставил статуэтку на место. – Потому что мастерство предков и благословение богов у Вас уже есть. Спасибо.
Я коротко поклонился и вышел из мастерской, Кандилу-баба пришлось последовать за мною.
– Юный господин, – управляющий производством был ошарашен настолько, что даже не мог возмущаться. Что меня порадовало. – Это нечистое искусство! Вы ведь заметили, что последователи Вечносущего Неба даже не едят с фарфора, потому что в него добавляют костную муку! А это прах, оскверняющий тело и душу...
– Кандилу-баба, – я остановился посреди тибари. – Я искренне уважаю ваш, южный, образ жизни и следую всем законам и ограничениям вашей религии. Но, знаете, что сказала мне когда-то одна мудрая старая женщина? «Суть всего живого заключена в костях», – кошачий амулет на груди слегка потеплел, будто погладил лапой. – Ваши предки знали это и хранили знание для вас, своих потомков. Почему же вы так легко разбрасываетесь тем, что некогда представляло для Васа ценность? Не нужно есть с костей, если это мешает парению духа, но зачем считать нечистым одинокого гения, сберегающего тайны седых веков? Если вам так претит материал, с которым он работает – отпустите его в Бахар, там он быстро станет богатым и знаменитым... – я потер висок, стараясь унять вдруг возникшую головную боль. Судьба, перед кем я распинаюсь? – Простите. Я не должен был...