Сильнее денег
Шрифт:
– Черт возьми, но кто вы такой? Вы что, ее дружок?
– Разве ее дружок поступил бы так? – спросил я и повесил трубку.
На следующий день, рано утром я позвонил из своего номера в санаторий доктора Циммермана. Дежурная сестра ответила, что доктор хочет поговорить со мной, и попросила подождать. Вскоре я услышал в трубке его бодрый голос.
– Хорошие новости, мистер Холлидей! Состояние вашей супруги, безусловно, улучшилось. Она пришла в сознание и, по-моему, денька через два вы сможете ее повидать. Давайте теперь думать о повторной операции. Когда вы возвращаетесь?
– Видимо,
– Уверен. Если вы приедете в санаторий в субботу утром, возможно, сможете повидать жену.
Известие о том, что Сарите стало значительно лучше, словно помогло мне сбросить с плеч огромную тяжесть. И вместе с тем вновь начала слабеть моя решимость избавиться от Риммы.
В субботу, по всей вероятности, я увижу Сариту. Стоя у ее кровати, я уже буду знать, что убил человека. Что мне придется испытать, когда Сарита посмотрит мне в глаза и все прочитает в моем взгляде? По какому, собственно, праву я намеревался отнять у человека жизнь? Только во имя того, чтобы спастись самому? Но как же я смогу жить потом – жить, зная, что по моей вине погиб человек?
Хорошо. Предположим, я окажусь смелым и откажусь платить Римме деньги. Что тогда? Она, конечно, сообщит обо мне в полицию, и тогда меня арестуют. А Сарита? Что станет с ней, когда меня не будет около нее? Да, у нее останутся деньги, но сможет ли она, калека, беспомощное существо, жить одна?
Пытаясь отвлечься от этих мрачных мыслей, я спустился в ресторан и попросил официантку принести кофе и тост. Ожидая заказанное, я безучастно посматривал по сторонам. В ресторане, кроме меня, завтракало еще несколько человек – судя по всему, бизнесменов, всецело поглощенных едой и своими бумагами.
Но вот я заметил, что один из посетителей – он устроился в самом дальнем углу ресторана – рассматривает меня весьма заинтересованно. Это был человек примерно моего возраста, с круглым полным лицом, показавшимся мне знакомым. Заметив, что я смотрю на него, он решительно встал и, улыбаясь, подошел ко мне. Лишь теперь я его узнал. Мы вместе учились в университете и жили в одной комнате. Биль Стовелл.
– Бог мой! – воскликнул он. – Да вы же Джефф Холлидей, правда?
Я встал и пожал ему руку. Он поинтересовался, каким ветром меня занесло в Сан-Франциско, и я ответил, что приехал по делам. Стовелл сообщил, что видел «Лайф» и читал о постройке моста.
– Да, Джефф, тебе повезло! Каждый инженер в штате с радостью ухватился бы за такой заказ!
В свою очередь я спросил, чем занимается он сам.
– Работаю в фирме «Фрезер и Грант», поставка стали. Да, Джефф, вероятно, мы могли бы помочь вам. Вам же понадобится сталь, а цены у нас, можно сказать, – мечта потребителя!
У меня мелькнула мысль, что если я решусь осуществить план устранения Риммы, и нити следствия приведут ко мне, то смогу вполне правдоподобно объяснить причины моего приезда в Сан-Франциско. Вот почему я сказал, что очень интересуюсь ценами и хотел бы знать их.
– Может, ты снова заглянешь сюда в половине одиннадцатого? – обрадованно сказал Биль. – Я познакомлю тебя с представителем нашей фирмы. Согласен? – Он вручил мне свою визитную карточку.
Я согласился и большую часть дня провел со специалистом
Вскоре после пяти я вернулся в гостиницу и поднялся к себе в номер. Принял душ, сменил костюм, потом сел за письменный стол и на листе бумаги большими печатными буквами написал фамилию и адрес Риммы. Вложил листок и три десятидолларовых бумажки в конверт и написал на нем имя Уилбора и адрес гостиницы «Андерсон».
По моей просьбе швейцар, дежуривший в вестибюле, навел соответствующие справки и сообщил, что ближайший поезд в Голланд-Сити отходит в 8.20 вечера.
Я купил у швейцара марку, наклеил на конверт и, с трудом заставив себя подойти к почтовому ящику, опустил письмо. Потом прошел в бар и выпил рюмку вина. Уилбор получит письмо на следующий день, часов в восемь утра. Что он предпримет? Если он действительно намерен убить Римму, то уже в половине третьего в тот же день будет в Санта-Барбаре.
Однако Уилбор – наркоман. Трудно предугадать его поступки, ему ничего не стоит потратить деньги на наркотик, послать ко всем чертям Санта-Барбару и остаться в Сан-Франциско.
Впрочем, я лишь заставлял себя так думать, чтобы приглушить угрызения совести. Я расплатился за номер и, ожидая, пока мне принесут из кладовой саквояж, зашел в кабину телефона-автомата, позвонил в справочную и узнал номер телефона «Бунгало» по адресу: Восточный берег, Санта-Барбара.
В Голланд-Сити я приехал вскоре после полуночи. Открыв дверь квартиры и войдя в пустую, молчаливую гостиную, я почувствовал, как мною овладевает уныние. Я долго стоял на пороге, ожидая – и понимая тщетность своего ожидания, – что вот сейчас навстречу мне выйдет Сарита. Обводя взглядом знакомую мебель, неподвижные часы на камине, покрытый пылью телевизор, я почувствовал себя страшно одиноким.
Пройдя в спальню, я разделся, принял душ и надел пижаму. Потом вернулся в гостиную, налил стакан виски, слегка разбавил его содовой, уселся около телефона и закурил сигарету.
Спустя некоторое время, допив вино и притушив окурок, я взглянул на часы. Без двадцати два ночи. Я мысленно перенесся в маленький домишко на Восточном берегу в Санта-Барбаре. Римма и Вассари, наверно, собирались ложиться спать, а может, уже легли.
Пора было приступать к выполнению второй части плана. Я проверил в записной книжке номер телефона «Бунгало», позвонил на междугородную и назвал номер, предупредив, что буду ждать соединения. Неподвижно уставившись в потолок, я прислушивался к гудению проводов и невнятному бормотанию голосов, доносившихся откуда-то из неведомого далека.
Спустя некоторое время в аппарате что-то щелкнуло и сердитый голос Риммы произнес:
– Ист шесть тысяч шестьсот восемьдесят четыре. Кто это?
При звуке этого знакомого голоса у меня сжалось сердце.
– Эд там? – грубо спросил я.
– Кто говорит?
Слышимость была настолько хорошей, что до меня доносилось быстрое, неровное дыхание Риммы.
– Его приятель, а кто именно – неважно. Я хочу с ним поговорить.
– Вы не будете с ним говорить, пока не назоветесь, – ответила Римма, и в ее голосе прозвучало беспокойство.