Сильнее растворяясь в нас
Шрифт:
– Я не собираюсь об этом расспрашивать, - заверила я ее. – Но мне приятно будет узнать,
чем еще вы сможете поделиться со мной о Максе.
Ее лицо снова просияло. Очевидно, что он был драгоценностью ее жизни. Она так
гордилась им, как, ну, она и должна.
– Ты первая девушка, с которой он меня познакомил.
– Правда…
– Она сказала:
– В смысле, кроме того времени, когда он был подростком. У него была девушка, о которой
мы знали, но
уверена, почему так. Я приятный человек, легко схожусь с людьми.
Это правда.
– Не думаю, что это как-то связано с вами, - сказала я. Я представила, упоминал ли он
когда-либо о Тайлер своей матери. Может, так было лучше, чем проходить неудачный
опыт.
Она понизила свой голос и сказала.
– Он не такой, как его отец.
Я просто смотрела на Полу, ее глаза излучали искренность.
– Знаю, - ответила я. – И насколько это важно, я действительно его люблю.
Позже, когда мы добрались до ее дома, она приготовила апельсиновый чай со специями, и
сказала мне, что это рождественская традиция ее семьи, которую начала ее прабабушка. Я
притворилась, что мне понравилось, но и немного беспокоилась о будущем Рождестве с
ней. Я должна найти способ избежать этого. По крайней мере, она не предложила мне
фруктовый кекс.
Я села на диван, с каждой стороны от меня по собаке. Я не могла бы сказать вам кто из них
Зеки, а кто Долли. Но кого это волновало? Они были милыми и дружелюбными, и чем
больше я проводила времени в доме Полы, тем больше я понимала, что они настоящие
члены ее семьи.
– Это замечательно, - сказала она, когда открыла рождественский подарок, который я
приготовила для нее. – Я поставлю ее прямо здесь, - она подошла к камину и поставила ее
на покрывало, прямо над тремя чулками, на одном из которых было мое имя.
Подарком была рамка с фотографией нас с Максом, сделанной Энтони, в ночь, когда у нас
был пикник. На заднем плане был Тихий океан, солнце садилось, а Макс игриво схватил
меня за талию, наклонив эффектно, и поцеловал. Мы не знали, что Энтони сделал снимок.
И тогда, я заметила это впервые, несмотря на то, что была в ее доме несколько раз, что
единственными снимками, которые она развесила во всем доме, - был Макс в детстве. Не
было других семейных снимков. Я задумалась, была ли грустная причина этого всего, и
предположила, что, вероятно, была.
То, как она смотрела на наш с Максом снимок, согрело мне сердце.
Пола сказала:
– У меня для тебя тоже кое-что есть, - она подошла к рождественской елке и достала
небольшую,
– Вы, на самом деле, не должны были, Пола.
– Не глупи, - сказала она, когда подходила к дивану и садилась рядом со мной. – У меня
есть тот чулок с твоим именем на нем, висящий над дымоходом, - она улыбнулась и
подмигнула мне. – И хоть я и хотела бы, чтобы ты была здесь с нами, я понимаю,
насколько важно быть со своей семьей, - она протянула коробку.
Я раскрыла руки и приняла ее.
– Спасибо.
Я начала разворачивать бумагу, думая о том, что коробка была подходящего размера для
часов или браслета.
Но это было ни то, ни другое. Я открыла прямоугольную коробку и обнаружила
настоящую серебряную ложку.
– Это, - сказала Пола. – Ложка Макса, когда он был малышом.
Я сделала глубокий вдох, внезапно осознав, что я держала.
– Она прекрасна, - сказала я. – Но…зачем?
Ее голова быстро повернулась от ложки ко мне.
– Извините, - сказала я. – Я не хотела показаться неблагодарной. Я просто…удивлена.
Разве вы не хотите сохранить ее?
– Она была у меня годы, и это одна из самых дорогих мне вещей, но я хотела, чтобы она
была у тебя. Когда мы с Максом уехали от его отца, я взяла с собой немного. Но это стало
одной из этих вещей. В подсознании, я думала, что она может оказаться ценной, в случае
если нам придется продать ее. Из ложки из настоящего серебра можно было извлечь
сотню долларов или около того, и это было бы хорошо в крайнем случае, но я благодарна
за то, что мне не пришлось ее продавать.
Я подумала о том, что Макс рассказал мне – как он шантажировал своего отца перед
отъездом, и о тех деньгах, которые держали их на плаву. Я задумалась, - знала ли его мать
об этом, - но не было не единого шанса, что я спрошу об этом.
– О, нет, - сказала я, искренне сочувствуя ей, а также думая о них двоих, пытающихся
начать новую жизнь вдали от жестокого человека, за которого она вышла замуж, и который
был отцом мужчины, которого я любила.
Я чувствовала себя немного недостойной принимать этот невероятный подарок, но также
знала, что не смогу отклонить его. Это станет оскорблением высшей степени.
Я потянулась к ней, и мы обнялись.
– Я хочу, чтобы она была у тебя, - сказала она, - потому что ты станешь женой Макса и
матерью его детей.
Я отстранилась от нее, мои руки все еще на ее плечах. Я ощущала, как глаза пересыхали
от того, как широко были открыты, и я не способна была моргать.