Сильнее смерти
Шрифт:
* * *
– Мы лишились разума, – пробормотал он.
Ничего видеть не хотелось. Потому что сейчас она скажет, что он оскорбил её… или что-нибудь ещё, такое же меткое.
– Не говорите так, пожалуйста, – тихо прошептала она.
И коснулась кончиками пальцев его щеки.
Уф. Значит, можно и посмотреть. Вот кто бы сказал, что на него так разрушительно подействуют эти прозрачные глаза, эти бледные губы, а брови с ресницами у неё, оказывается, вовсе бесцветные, и кожа тоже – очень светлая, как будто её обладательница вовсе на солнце не бывает. Знатная дама, куда деваться.
Он дотянулся губами до её
– Почему я ничего о вас не знаю? Я знаю всех выдающихся обладателей… нашей силы, – требовательно спросила она.
– Наверное, потому, что во мне нет ничего выдающегося? – улыбнулся он.
Всё же, ни происхождение, ни род занятий никогда не мешали ему заполучить понравившуюся девицу. Амулет, слава господу, работает, вреда он никому не причинит – чего себя сдерживать? Но сейчас…
– Неправда, есть, – улыбнулась она в ответ. – Я вижу.
2. Колдовское отродье
Марселя угораздило родиться от случайной встречи вдовы торговца тканями с местным колдуном.
Тот колдун был почти мифической личностью – все знали, что он существует, знали, в каком месте окрестного дремучего леса живёт, и очень хорошо представляли, с чем следует к нему идти и как обращаться – но никто, ни одна живая душа, не мог рассказать никаких подробностей о встрече с ним. Ни – как он выглядит, ни – как смотрит, ни – какой у него голос. Поэтому когда матушка в пылу ссоры обозвала маленького Марселя колдовским отродьем и велела проваливать к отцу, он сначала не понял, о чём вообще разговор – потому что она отродясь о колдуне не упоминала, никак – ни предметно, ни случайно. Старший брат Симон тогда прямо репьём к матушке прицепился – а чего это малой у нас колдовское отродье, вроде с виду – обычный, ни в чём совсем уж странном замечен не был. Мать обоих половником побила да со двора прогнала – не морочьте, мол, голову, не ваше дело – они и пошли. Симон был сильно старше, ему уже сравнялось восемнадцать, совсем взрослый, он вовсю в лавке работал, да и своих дел хватало – припустил по улице, только и видели его. А Марсель крепко задумался.
Чего это на него матушка взъелась – ну подумаешь, чашку разбил, вроде ж ещё есть в доме чашки, и чего говорить-то сразу про отродье. И про то, что был бы нормальный – то хватило бы ловкости ничего не бить, и был бы магом – тоже была бы в хозяйстве польза. А вышло – не пойми что. И не маг, и не нормальный мальчишка, вечно голову заворотит в окно и смотрит, будто есть там что-то, всё равно что спит на ходу, и соседские мальчишки с ним играть не хотят, говорят – дурак. Если честно – играют, конечно, но в игре Марсель вечно то враг, то еретик, то разбойник какой – маленький ведь, и победить его – дело нехитрое. Наверное, и вправду дурак, раз соглашается. Но как не соглашаться, дома весь день сидеть, что ли?
Ну, бывает, что смотрит в угол или в окно, но он тогда чувствует – там что-то есть. Кошка дворовая тоже, бывает, в угол смотрит, даже если мышь и не скребётся, а сидит, затаившись. Вдруг Марсель тоже способен какую мышь учуять, или ещё кого?
Для шести лет мыслей в голове было многовато, но – уж чего-чего, а этого добра всегда хватало, Марсель не жаловался. Поэтому пошёл он по улице, куда глаза глядят и куда ноги несут, и сам не понял, как добрёл до городских ворот.
Городок Сюр-Экс был невелик, находился вдали от главных торговых и прочих путей королевства, и даже городская стена местами разваливалась – после того, как в прошлом месяце с неба неделю лило без единого просвета, много где и много что
В лес ходили за грибами, за ягодами, кто постарше – охотились помалу, но охотиться нужно было с умом – как-никак, земля сеньора, светлейшего герцога Вьевилля. Не то, чтобы он особенно лютовал, ему, наверное, и вовсе дела не было до городка Сюр-Экс и его окрестностей, он – большой человек, военачальник, всегда на войне. Но кто их знает, сеньоров, что у них на уме, и у их управляющих – особенно, поэтому охотиться следовало с осторожностью. Это Марсель слышал как раз таки от соседских мальчишек – не всегда они его прогоняли, могли и потерпеть.
Ещё в лесу играли в осаду Ле-Вьевилля, случившуюся лет сто назад, или даже больше, во время большой войны, о которой рассказывал священник местного прихода, сам человек грамотный, и пытавшийся научить грамоте окрестных детей. И хоть матушка и заставляла Марселя ходить учиться – как потом в лавке-то работать, неучу? – но в лесу было стократ интереснее. На полянке между высокими дубами построили крепость – из упавших лесин и гибких веток, и небольших пеньков, и что ещё можно радом найти. И делились – кто защитники, кто враги. Марселя обычно определяли во враги – потому что непонятный, и вообще мал ещё, героев играть.
Но в тот памятный день он перелез через стену, добежал до леса, прошёл мимо крепости – там и не было никого. И побрёл дальше – по тропинке, сам не зная, куда. Очень уж не хотелось идти домой – не понравилось ему быть колдовским отродьем, а рука у матери тяжёлая, это все знают – и оба сына, и работники в лавке, и домашняя прислуга, все четверо.
Марсель шёл-шёл по лесу, а тропинка всё не кончалась. Он говорил себе – ещё немного, ещё до того вот дерева, до куста с белыми ягодами, до большого муравейника. А потом – ещё и ещё. В конце концов, у него устали ноги, и он подумал – надо посидеть немного, передохнуть, и идти обратно, потому что если он заявится домой по темноте – то снова получит подзатыльник, а то и подзатыльником не обойдётся. Сел на поваленное дерево и огляделся – куда это его занесло.
А занесло знатно – лес какой-то тёмный, густой, неба и то почти не видно, листья у деревьев большие, чуть ветерок дунул – они и шевелятся. Звуки какие-то доносятся – не пойми, кто такие звуки может издавать. Марсель не то, чтобы чувствовал себя в лесу, как дома, но кое-что знал, а тут – не знал, непонятное что-то. Но, вроде, не страшное.
Или… Он уже встал и собрался пойти в сторону города, но увидел, что тропы-то и нет! А куда она деться могла? Это ж не бревно – сегодня тут лежит, завтра откатилось, это ж тропа, она от того бывает, что по ней всё время люди ходят, а не просто же так! Марсель огляделся – тропы не было, вот совсем не было. И он вообще не мог понять, с какой стороны сюда пришёл, хотя никогда не терялся и не заблуждался. Тут же он совсем не понял, как теперь быть, поэтому сел обратно и заревел.
Наверное, громко ревел, потому что не услышал шагов, а вообще он мог любого человека услышать ещё на подходе и спрятаться – или наоборот, выбраться, смотря по тому, кто идёт. А за городскими стенами нужно было держать ухо востро, потому что кого только по дрогам не шатается – и разбойники, и преступники, и просто бродяги и оборванцы бездомные. Мать пугала – украдут тебя и продадут, говорила она Марселю, когда он возвращался поздно. Он, правда, не понимал – кому он сдался-то, если настолько плох, как она говорит? Зачем разбойникам убогие дураки, неумехи и вот ещё сегодня – колдовские отродья?